Эмили обрадовалась, что Анина приехала так быстро, несмотря на позднее время.
Она, вероятно, где-то встречалась со старыми друзьями из Седертелье, хотя сейчас жила в Стокгольме.
Эмили представилась и тихо сказала:
– Я хотела бы задать вам несколько вопросов о Филипе Шале. Вы его знаете?
Анина отпила чая из чашки, которую официант поставил перед ней, хотя на самом деле бар уже закрылся.
– Как сказать…
– Ты знаешь, кто это?
– Эмм… наверное.
В голосе Анины явно слышалась неуверенность.
– Я понимаю, это все может показаться странным. Но возникла сложная ситуация, и было бы замечательно, если бы вы могли ответить на мои вопросы. Я обещаю, что все вам объясню потом.
Похоже, Анина немного расслабилась. На ней были черные брюки и высокие черные сапоги. Сверху она надела тонкий пуховик из блестящего материала с меховым жилетом поверх него. Она застегнула только жилет, а не куртку, она, наверное, здесь уже сварилась.
– Я знаю, кто это. Немного.
– Откуда вы его знаете?
– Я его не знаю, этого я не говорила. И он урод. Но что вы вообще хотите узнать?
– Как я сказала, все это довольно запутано, но мне нужно узнать как можно больше о Филипе Шале. Больше я пока что не могу сказать. Вы должны мне поверить, Анина, я вам не хочу ничего плохого.
Анина снова подняла чашку. Эмили показалось, что она увидела наворачивающуюся слезу в уголке ее глаза.
– Они мерзкие. Вы не понимаете…
Она была готова разрыдаться.
Она вкратце рассказала, что с ней случилось.
Эмили не знала, как реагировать. Проблемы ее знакомых, которые они с друзьями обычно обсуждали, и рядом не стояли с этим.
– Я имею право жить так, как хочу, чтобы куча придурков не вмешивалась. Но за то, что со мной случилось, я их никогда не прощу. Я все время об этом думаю.
Она замолчала, как будто размышляла, нужно ли сказать что-то еще.
– О чем ты думаешь?
– Сначала мне просто было плохо. Но я увидела его в VIP-зале несколько недель назад. Тогда я позвонила Хамону. Он вышел из себя и пообещал, что приедет и «заберет этого урода», как он выразился.
– И что случилось?
– Я не знаю, Хамон и его приятели что-то сделали, но мне не сказали. И тогда я разозлилась.
– Почему?
– Я говорила с кучей людей, которые мне объяснили, что то, что случилось, это была не моя вина. Со мной даже связался незнакомый человек, просто чтобы поговорить о Филипе.
– Кто это был?
– Я ее не знаю. Обычная, я бы сказала, девушка, от двадцати пяти до тридцати. Она, кажется, как-то знала Филипа.
Эмили отметила, что нужно отправить Анине фото нескольких людей и посмотреть, узнает ли она кого-нибудь.
– Как она с тобой связалась?
– Сначала по почте или через Facebook, кажется, потом она позвонила, и мы один раз встретились. Но она оказалась какой-то странной. Она на меня рассердилась, потому что я ничего не хотела с этим делать. В тот раз, когда мы встречались, она на меня кричала, она почти вышла из себя. Но она все-таки помогла мне к кое-чему прийти.
– К чему же?
– У меня есть доказательства. Я после этого даже была у врача. Я хочу на него заявить завтра. У меня запись в полицию Эстермальма.
* * *
Обычно в это время Карл-Юхан натирал ноги мазью Он усаживался в плетеное кресло в Мамулиной ванной, клал одну ногу на другую и выдавливал крем из тюбика «Доктора Шолля», «Нетрогены» или что там у нее было. Потом он медленно втирал крем. Затем он обычно выдавливал еще немного мази и намазывал пятки. У него всегда были сухие пятки, и если он не мазал их кремом каждый день, то мелкие трещинки появлялись как по расписанию, через пару дней.
Несколько лет назад, когда он осознал неизбежное – что за ногами нужно ухаживать внимательно и систематически, – тогда ему казалось, что это неимоверно скучная процедура. Он пытался совместить ее с просмотром телевизора или ставил диск перед началом. Он проклинал педикюрщика и личного дерматолога за то, что они не смогли разобраться с этой проблемой.
Сейчас он на это смотрел иначе, ему, честно говоря, нравились эти десять минут в тихой ванной. Они были ему нужны. И сегодня ему их недоставало.
По большому счету, ему нравилось то обустройство жизни, которое у них с Мамулей сложилось уже в самом начале семейной жизни. И ему повезло, что у него были секретарь, ассистент, шофер и банкир.
Без них жизнь была бы невыносимой.
Но сейчас она все равно превратилась в хаос.
Каролина у них переночует сегодня, так она сказала. Может, это и хорошо. Титти нужен кто-то, кто бы за ней присмотрел, поговорил бы с ней по душам. Но сейчас ее здесь нет. Он попытался объяснить Титти, почему он думал, что шестнадцать миллионов можно провести только завтра. У Магнуса и его команды будет больше времени на расследование. По статистике, недостаточно заплатить один раз, шестнадцать миллионов не заставят их отпустить Филипа. Титти на него едва взглянула, она только что-то пробурчала. Он хотел поговорить с ней и о Кевине и его отце, но та стала жаловаться, что у нее нет сил слушать. В какой-то степени он был рад, что она не вмешивалась. Нельзя, чтобы она опять потеряла над собой контроль.
А вот Каролина, напротив, уселась за стол и желала поговорить.
– Папа, расскажи с начала до конца, что нам известно. Я не все поняла на встрече с Магнусом Хасселом.
Так или иначе, этот вопрос его немного успокоил. Теперь, когда Каролина дома, он даже рад, что она с семьей. Где ей всегда и следовало бы быть.
Он рассказал, как они думали, что Филипа какое-то время держали в квартире на Фатбурсгатан, как он позвонил Патрику Эрну и попросил перевести деньги, но не все пошло, как похитители, наверное, предполагали. И что они поэтому теперь заставили Филипа прислать фальшивый договор на покупку квартиры.
– Эта квартира на Фатбурсгатан – как она вообще связана с Филипом? – спросила она.
– Мы еще не знаем. Они это выясняют.
– Они не знают? Но ведь это можно выяснить?
– Мы надеемся.
– А Стефани – вы с ней не говорили? – спросила Каролина, когда он закончил.
Карл-Юхан уставился на нее.
– И как, по-твоему, мы бы с ней говорили? Да она еще меньше, чем Мамуля, к такому готова.
Каролина отвернулась.
Но это происходило несколько часов назад. Сейчас Каролина ушла, вроде бы на прогулку. Он не мог понять, как она могла гулять при таких обстоятельствах, и был уже поздний вечер, но она настаивала, что ей нужен свежий воздух.