Ян допил свою «Кровавую Мэри» и поставил бокал на стол. Два пустых бокала уже стояли перед ним.
– Я сижу с пустыми стаканами уже минут двадцать. Здесь, похоже, не забирают посуду.
– И?
– Знаешь, о чем это говорит?
Филип покачал головой:
– Что здесь экономят на персонале?
– Я считаю, что единственное место, где днем можно выпить со вкусом, это Лондон или Нью-Йорк, а здесь одни тошниловки.
Через два часа после того, как он высадил Стеффи у аэропорта, он все еще не мог успокоиться. Он пытался посмотреть телевизор. По всем каналам одно и то же – шоу типа «Найди свою любовь». «Найди самого большого идиота» – чем не идея для новой программы?
Он залез в Интернет, проглядел несколько сайтов о потребительских кредитах, конкурентов «Кэш Финанс». Еще немного разобрал разные рабочие дела: расчеты, письма, отчеты. Он все жал и жал на клавиши. Впихнул в себя одну таблетку. И снова: «Золофт», верный друг.
Филип открыл холодильник и взял бутылку «Ред Булла».
Надо перестать думать. Так нельзя. Он дергался. Одинокий. Забытый. На самом деле всем на него наплевать. Никому он сам по себе не нужен. В голове снова всплыли мрачные воспоминания. Крик. Боль в животе. Крепко зажмуренные глаза.
Филип вытряхнул из баночки еще таблетки и проглотил их, запив последними каплями сладковатого энергетика.
Он походил туда-сюда, посмотрел в окно. Взял мобильник. Отправил Яну эсэмэску: «Не мог бы ты посмотреть на мой проект? Фирма называется «Кэш Финанс». Посмотрел их отчет, нереальная прибыль».
Потом снова вспомнил о проблемах с Яном. Пару недель назад он сказал, что ему придется нанять помощника, чтобы разобраться с налогами в его шведском холдинге. Надо всего лишь вписать в анкету какие-то цифры и отправить на сайт банка, но Яну это было не под силу.
Филип лег в кровать, но сразу встал и опустил жалюзи. Снова лег. Свернулся калачиком. Он ждал, пока антидепрессанты подействуют. Ждал какого-то покоя.
Раздался звонок в дверь.
Странно, обычно ему сначала звонят на мобильный.
Он вылез из-под одеяла. Открыл дверь.
На площадке было темно.
Он заметил несколько человек, но не смог их внимательнее рассмотреть.
Их лица чем-то закрыты. С узкими прорезями для глаз. С крохотными дырками для дыхания.
Человек, стоящий впереди, шагнул к Филипу. Он не успел понять, что случилось.
Ему что-то натянули на голову – тряпку или мешок.
У Филипа перехватило дыхание. Стало темно. Он хотел стащить тряпку с головы.
Кто-то держал его за руки.
Он изворачивался, стараясь вырваться.
Кто-то обхватил его за туловище.
Его повалили на пол.
Они снова его побьют? Это те же люди?
Он почувствовал, как руки притянули одну к другой. Они чем-то обвязали вокруг запястий, стало больно. Он сопротивлялся. Но было уже поздно.
Он не мог больше пошевелить руками.
Он лежал в ожидании ударов и пинков.
– Какого черта вам надо? – взвыл Филип.
Молчание.
Кто-то потянул его за ноги, он ощутил, как их тоже скрутили.
– Чего вы хотите?
Тишина. Тьма навалилась на него. Но ни ударов. Ни пинков.
Он слышал свое учащенное дыхание. В мешке было влажно.
Это началось ровно семь недель назад.
Как раз когда Сесилия закрывала шкафчик с теплыми штанами и забытыми носками, зазвонил ее телефон.
– Не знаю, как сказать, но мне кажется, что в вашей квартире пожар.
– Что?
– Пожар, я стою на балконе и смотрю на ваши окна, и из кухни тянется дым. Я позвонил пожарным. Надеюсь, дома никого нет.
Когда она приехала, у дома уже стояли две пожарные машины и красно-желтыми заграждениями перекрыли улицу.
Она крепко обнимала Зайку, пока пожарные с черными лицами вбегали и выбегали из дома. Снаружи над кухонным окном и окном гостиной виднелись следы сажи, а в толпе за ограждениями она узнала некоторых соседей.
Пожарный, который представился бригадиром, подошел к ней и рассказал, как мог, о случившемся. Уже первые его слова затмили все остальное.
Ее муж, Матс, был дома, когда пожар начался. Его нашли без сознания на полу спальни. Может, он упал, а может, пытался проползти по полу ниже дыма. К счастью, его быстро вытащили из квартиры и определили, что он жив. «Скорая» уже увезла его. Больше бригадир ничего не знал. Она не понимала, почему Матс оказался дома среди дня. Обычно он приходил не раньше шести.
Когда языки пламени перестали облизывать стены, все успокоилось, соседи разошлись, а бригадир подошел к Сесилии.
– Он в больнице Худдинге, с ним все будет в порядке. Мне только что оттуда звонила медсестра. Он успел надышаться дымом и газом, но прогноз благоприятный.
– Я рада. Слава богу.
– Мы все наверху потушили, но утром направим сюда эксперта, который определит причину возгорания. У вас есть идеи?
– Нет, совершенно никаких. Но у нас были проблемы с подключением посудомойки.
– Тогда причина может быть в коротком замыкании или чем-то в этом роде, но, как я уже сказал, разберемся с этим завтра утром.
Она стояла перед бригадиром и рассматривала его. Его оранжевый комбинезон был грязным, щеки прорезали глубокие царапины, волосы, выбившиеся из-под шлема, свалялись. Лицом он кого-то ей напоминал, возможно, Кита Ричардса.
Она хотела что-то спросить, но не могла сообразить, что именно. Как будто что-то требовало внимания, словно не все сказано.
– Можно мне зайти в квартиру? – спросила она наконец.
В прихожей одежда висела на своих местах, обувь стояла на полках, и только чернота на потолке и тонкий слой сажи на комоде и зеркале указывали на случившееся. Как будто кто-то прокоптил верх комнаты, но в остальном на мебели только кое-где лежала пыль. Они прошли в кухню. Здесь пахло костром.
– Мы считаем, что пожар начался здесь. Как видите, и огня, и дыма было много. Соседи пострадали от воды, но это уже не ваша забота. Пластик вот тут, на столе, расплавился, вы сами видите…
Странная получилась картина. Раньше стены были белыми, цвета яичной скорлупы, и все дверцы и ящики, техника и разделочный стол того же оттенка «стокгольмский белый». Им нравился минималистичный дизайн, никаких «наворотов», как выражался Матс. Но сейчас – сейчас все было черным или серым. Как на черно-белом фото.