Васька понимал, что рано или поздно его ждет именно это, но и выбраться из воровской жизни не чаял. Некуда.
Затянуло его на дно, и возврата не было. Только и оставалось ждать, когда поймают…
Поймали Ваську, когда уже зима на убыль шла. Схватили за руку, когда Прошка подставил подножку торговцу пирогами. Все похватали по паре и разбежались, а Ваське не повезло. Налетел прямо на стрельца и съежился, когда на запястье сомкнулись железные пальцы.
Не уберегся. Не успел…
Но вместо того, чтобы волочь его в башню, а то и на правеж, стрелец потащил его куда-то в другое место.
На двор боярина Ивана Федоровича Стрешнева.
* * *
За зиму Софья по-новому оценила своего отца.
С одной стороны – набожность и закостенелость. С другой – выбора у человека не было. Романовы – династия новая, если захотели удержаться, надо показывать, что все идет, как от дедов заповедано. И ломать эти обычаи нельзя.
С одной стороны – мягкий и добрый отец.
С другой – достаточно жестокий человек, которому под руку в горячке не попадайся…
А впрочем, люди по природе своей являются монетками с двумя сторонами. Иначе и не бывает. Софья же оценила другое. Приняв решение, Алексей Михайлович последовательно претворял его в жизнь. И поручил выполнение окольничему Ивану Федоровичу Стрешневу.
Софья пару раз видела Стрешнева – и впечатление он произвел хорошее. Темные умные глаза, седые волосы, прямой взгляд, но о своей выгоде всегда подумает. К тому же двоюродный брат царицы Евдокии Лукьяновны, можно сказать – двоюродный дед. Кому, как не ему, потеху для внуков устраивать?
И чудо, что проморгал эту потеху Илья Данилович Милославский, дед со стороны матери. Но занят был, старался подгрести под себя иноземный приказ.
Стрешнев же использовал полученную возможность на полную катушку. И закипела работа. Неподалеку от Коломенского, в селе Дьяковское, недалеко от окраины строился целый комплекс.
Как же обидно было Софье, что нельзя ей выехать на место, посмотреть, пощупать все своими руками. Нельзя. Не по чину…
И на том спасибо, что позволил ей царь ехать вместе с Алешей в Коломенское, как только все построят, и разрешил поехать с ними сестрице Анне Михайловне.
Но тут еще сыграла роль и репутация царевны. Царь был твердо уверен, что бесчестия она не допустит… и совершенно забывал о силе материнской любви.
А царевна полюбила двоих детей со всей силой души. Ради Алешеньки и Сонечки она бы в лепешку расшиблась, не то что в Коломенское переехала.
Свою роль сыграло еще и то, что у царицы родился сын. Федор Алексеевич.
Микропедиатром Софья не была никогда. Но впервые увидев царевича, смогла только головой покачать.
Вялый, дохлый, не шевелится почти… нет, что-то неладно с ребенком. Вроде как не даун, но…
А впрочем, это не ее забота. Ей же пока хотелось уехать из Кремля и подальше, подальше… с недавних пор она готова была сесть на голодную диету во дворце и зарасти грязью по уши, лишь бы не употреблять отравленную воду.
Специально-то ее никто не травил, конечно. Но Москва недаром была названа Третьим Римом. До Кремля добрался свинцовый водопровод, построенный еще в 1633 году. Некто Христофор Гэллоуэй устроил водоподъемную башню и… свинцовые трубы, чтоб его в свинцовом гробу и похоронили!!!
Естественно, дети болели.
Естественно, болели все взрослые, которые потребляли эту дрянь.
Царское семейство выезжало в Коломенское, царь ходил в походы, так что шансы не отравиться сразу у них были, но…
Рассказала об этом Софье, кстати, Анна Михайловна. Водопровод-то был почти ее ровесником, может, года на три помладше. Вот она и решила девочку потешить рассказами о чудесах… Потешила. Софью просто корежило от одной мысли, что она каждый день себя добровольно травит. И ведь никак этого не исправить. Вот что может в данной ситуации сделать трехлетка, даже если она приближается к четырем годам? Заорать: «Не пейте, вы себя травите»?! Ну да, как же, послушали одну такую…
Сейчас ей уже было чуть полегче. К ее уму просто привыкли, как привыкают к говорящим попугаям и дрессированным медведям, да и в дружбе с наследником не видели ничего странного. И все равно девочка шла как по минному полю.
Если сказать про отравления – надо пояснять, откуда она это узнала. А как?! Как тут поможешь и объяснишь? Нет в этом времени таких знаний, никто не понимает, что свинец откладывается в костях, губит почки, печень, вызывает уродства плода – не из-за него ли таким родился братик Федя? Не из-за того ли болеют остальные?
Диверсия, однако. И от того, что по незнанию, – не легче.
Софья никак не могла придумать, что сделать с водопроводом, и потому становилось все противнее на душе. Помог случай.
* * *
Алексей Михайлович был человеком богомольным и попов во всяких видах уважал и ценил. Соответственно, затевая такое дело, как строительство школы для детей, не мог не посоветоваться… а с кем?
Никон далеко, да и не факт, что одобрил бы. Если Софья правильно поняла, для Никона власть была и папа, и мама, и подушка любимая. И конечно, он пользовался любым шансом для давления на царя. Дарил богатые подарки, чтобы показать свою состоятельность, говорил о каре божьей к месту и не к месту. Софья невольно порадовалась, что сейчас его сплавили куда подальше. Если б они оказались рядом, обязательно сцепились бы, если это можно так назвать.
Просто Никон, как манипулятор, наверняка использовал бы Софью, а девочке в любой жизни это не нравилось. А у кого больше авторитета?
То-то… гореть не хотелось.
И так начинания любимого наследника, за которым хвостиком ходила младшая сестра, не могли не тревожить. Что предпринял царь-батюшка?
Разумеется, повез и первого, и вторую, и заодно сестру Анну в Николо-Угрешский монастырь. Почему туда?
А нравилось там мужчине. Алексею Михайловичу было там хорошо, спокойно, уютно, к тому же…
А с кем поговорить в Кремле?
С местоблюстителем патриаршего престола?
Можно, можно… и не тянет. До сих пор больно было Алексею Михайловичу вспоминать Никона. Умные темные глаза, тонкие пальцы, голос, змеей вползающий в душу, – патриарх. Все для веры… или для своей власти?
Больно.
Потому и не разговаривал больше необходимого с Павлом, потому и не тянуло его в Чудов монастырь… тяжко.
Можно бы поговорить с Лукианом Кирилловым, да приболел святой отец. Все мы под богом ходим. И проехаться хотелось, развеяться…
Почему бы и не игумен Дионисий?
Умный муж, серьезный, Алексей Михайлович давно его знал – почему бы и нет? Глядишь, он чего и подскажет, со стороны-то виднее…