– Афанасий Лаврентьевич, мало ведь земли у Швеции отвоевать. Корабли нужны. Верфи нужны. Люди нужны.
Под каждым словом боярин готов был бы подписаться десять раз. Но… продолжал молчать и слушать. И царевич его не разочаровал.
– Мной послан был человек в Англию. Там как раз Кромвель умер, народишко в разброде, а корабелы там добрые. К осени точно в Архангельске будут. И нужна мне помощь…
– Жизнь моя – служить моему государю, – привычно откликнулся боярин.
– Не хочешь ли ты заняться кораблями да верфями? Мастеров обустроить, дело поставить, да и награду за это получить по заслугам?
Афанасий Лаврентьевич обдумал предложение. Хорошо бы, но…
– Государь, не отпустит меня отец твой…
– Отец мой тобой последнее время недоволен. А потому… пусть все идет, как тому суждено быть. Но человек мне нужен. И подумал я о твоем сыне. Желает ли он грех свой искупить?
Вот тут Афанасий Лаврентьевич поставил уши торчком. Сын его, Воин Афанасьевич, умудрился в своей жизни совершить ошибку. Поругался с отцом и удрал за границу, где жил на полном содержании при дворе польского короля. Каких трудов ему тогда стоило все это замять…
Потом-то сын одумался, вернулся, раскаялся – и искренне, но пятно уже осталось.
Афанасий Лаврентьевич своим умом боярином стал, а вот сыну его многие дороги за юношескую глупость закрыты были. А ведь умен парень! Языки знает… так царевич еще и об этом?
Судя по ясным умным глазам – именно об этом. И скромно намекает, что доверит сыну – под отца. Оправдает парень доверие – пойдет выше. Не оправдает – спросит с обоих.
– Желает, государь-царевич.
– Тогда привози его сюда. Поговорим, определим, что ему делать надобно будет… Справится – награжу, не справится – накажу, поэтому думай, Афанасий Лаврентьевич. Сможет ли он? Сможешь ли ты? Я сейчас на ответе не настаиваю…
– Государь, позволь мне домой съездить и с сыном переговорить?
Алексей кивнул. Время на размышления Софья тоже предусмотрела.
– Ежели решишься – через двадцать дней ждать буду, начиная с этого.
Боярин раскланялся и удалился. Софья мысленно поставила себе плюсик. По всему видно – мужик очень умный. Но сколько ж теперь надо Лешку натаскивать, чтобы боярин не просек, кто тут головной, а кто спинной мозг?
А, ладно, справимся.
Хотя планы Софьи едва не полетели в тартарары из-за Симеона Полоцкого.
* * *
Дни летели за днями, складываясь в недели и месяцы – и все больше нового разворачивалось в школе, и все больше мрачнел бывший иезуит. Хотя бывают ли они бывшими? Иезуит – это не профессия, это состояние души.
Симеон был умен – что есть, то есть. И терпел многое. Но вот когда в школе прочно обосновался Аввакум, когда Алексей принялся отмахиваться от старца, когда царевны – кроме Софьи – и в грош его не ставят…
Нет, они его честно выслушают, поговорят, но вот вложить что-то им в голову не получалось. Он рассказывал о красотах Франции, а ему в ответ смеялись, мол, они там все вшивые да блохастые. Он про войну со Швецией, а ему в ответ улыбку. Да на кой нам те шведы – своих болот не хватает?
Он к Алексею с рассказами, а тот то на тренировку, то на учебу, то еще куда…
Он ему стихи свои, а Алексей смеется – мол, к чему нам такие извороты речи? Былины-то, они красивее [23] .
А еще рядом с царевичем постоянно Ванька Морозов. И протопоп теперь рядом трется. А рядом с ним вообще слова сказать не удается – чуть что, тут же про беса орет и про латинян поганых, которые души православные совратить норовят.
Да, протопоп прекрасно нашел себе врага без посторонней помощи и боролся с ним не покладая рук. Даже более того, будучи человеком умным, он решил покамест оставаться рядом с наследником и учить его в нужном духе. И к чему тут бывший иезуит?
В болото, товарищ! На родину! На фиг!
Последнего выражения, Аввакум, конечно, не знал, но принцип оставался прежним.
Вопрос встал остро и жестко, и Симеон принялся решать его в традициях века – то есть кляузой. Сначала он написал донос, потом подумал – и отправился в Москву сам. К царю его сразу не допустили, пришлось пару дней подождать и упасть в ноги.
И вот тут товарищ оторвался по полной.
Царевича он приплетать не стал, как и царевен. А вот распоясавшихся казаков, аввакумовскую ересь и школу, в которой непонятно чему учат неясно кого, обрисовал самыми черными красками. По счастью, Алексей Михайлович сразу не поверил и репрессий предпринимать не стал. А вместо этого решил отправиться на лето в Коломенское, а уж оттуда одним днем, без излишней помпы – в Дьяково.
Это было первым везением.
Царь отлично понимал, что поднимать скандал в своей семье, да еще с наследником… Нет уж, сор из избы лучше не выносить. Разобраться по-тихому…
Симеон довольно потирал ручки.
Если все сложится, как ему надо, проект прикроют, а царевич окажется во дворце, где можно будет самому настроить разочарованного ребенка на что угодно.
Не учел он двух факторов. Первым был боярин Ордин-Нащокин. Так уж получилось, что Воин Афанасьевич, его сын, был отправлен в Архангельск, и старый лис отлично понимал всю важность этого поручения.
Как-никак наследник, будущий царь. Ежели Воин ему в милость войдет, то для всего рода хорошо будет. Займет сынок со временем его место. Опять же, сына женить пора, а кто за него такого пойдет? С клеймом чуть ли не предателя родины своей? Ведь сбегал, как ни крути…
Зато если царевич сватом выступит, тут уж никто отказать не посмеет.
Так что боярин готов был ковром расстилаться, лишь бы его сыну никто не помешал.
Свои выступления при дворе он прекратил полностью. Вместо попыток уговорить царя делать то, что, по его мнению, было выгоднее для страны, он объяснял это Алексею. С картами, договорами и указами. И мальчишка слушал его. Не понимал, переспрашивал, пытался разобраться – и вместе с ним, что самое удивительное, училась и его младшая сестра.
Не ожидал такого Ордин-Нащокин от четырехлетнего ребенка, но Софья не только сама тяготела к учебе, она еще и брата тянула за собой что есть сил. И мальчишка старался. Более того, иногда малолетка задавала такие вопросы, что старцу бы впору.
Афанасий Лаврентьевич до сих пор помнил ее шуточку про два закона. Мол, чтобы при дворе хорошо жить, надо два закона знать. Первый – царь всегда прав. Второй: если ты решил подумать иначе – смотри закон первый.
И это – ребенок?!