Лица, тени, голоса, шепот. Трясущиеся руки стариков. Худые дети беззвучно играют на бетонном полу. Женщины, обвязавшие головы серыми платками, – так теплее и не видно проплешин.
Разведчики возвращаются с задания. Они присаживаются к «буржуйке», тянут руки к пламени. В этом есть что-то первобытное – от инстинкта охотника. Вести неторопливую беседу, чувствуя запах дыма, слыша треск дров.
Убежище, где мы навеки заточены, – это наш мир и наше проклятье. Прошлое, нахлынув, погружает меня в пучину воспоминаний. Я помню, как какой-то мальчик, покачиваясь, идет вдоль стены коридора. Серые краски ему опостылели. Он замирает перед гермодверью.
– Нельзя, малыш, – произносит чуть хрипловатый голос.
Паренек оборачивается. Рядом с ним на культях, замотанных в целлофановые пакеты, стоит Палыч. Они смотрят друг другу в глаза. Вынув изо рта нещадно чадящую забористым самосадом трубку, Палыч вновь повторяет:
– Нельзя, малыш, – и грозит пальцем с почерневшим ногтем. – Там смерть!
– Но я хочу! – упорствует мальчишка. – Хоть одним глазком глянуть! Напоследок…
Палыч, вздыхая, качает головой:
– Вырасти для начала, а там посмотрим…
Он берет ребенка за руку и уводит за собой, шаркая обрубками ног по бетону.
Я смотрю им вслед, понимая, что это уходит моя жизнь: прошлое, настоящее, будущее.
Мальчик, обернувшись, смотрит на меня. Что он видит? Призрака?..
Фигуры тают в серой хмари, среди теней, выныривающих из каждой щели. Каннибалы. Их рты раскрываются, обнажая остро отточенные зубы, руки тянутся к ребенку, и за секунду перед небытием, я взглянул на тварей его глазами, почувствовав весь ужас, охвативший маленькое сердце.
Головоломка последних часов сложилась воедино. Страх перед будущим исчез. Теперь я знаю, зачем прошел весь этот путь.
– Тень, просыпайся! – крик из безумного далека врывается в истерзанный разум, сметая все преграды, вышвыривая в настоящее.
Открыв глаза, я замечаю, как перед моим лицом истаивает призрачный образ старухи.
– Понял, для чего ты здесь? – спрашивает она.
Я киваю.
– На тебе замкнется круг. Прощай…
Голос исчезает, сменяясь металлическим грохотом сверху. Подняв голову, я вижу, как металл вентиляционного короба изгибается под тяжестью ползущих в нем каннибалов.
Пальцы сжимают автомат. Медленно ведя стволом по коробу, я шепчу:
– Ну, идите, идите сюда, уроды. Мне есть чем угостить вас.
Липкий пот заливает глаза. Все двоится. Мне жарко. Хочется содрать с себя одежду, кожу и кататься по холодному полу, сбивая запредельную температуру. Беру себя в руки. Едва тонкую жесть вентиляционной трубы вспарывает нож, открываю огонь.
Сумрак «бомбаря» разрывают частые вспышки. Трассеры, оставляя за собой ярко-красный росчерк, пробивают короб. Из отверстий обильно льется кровь – кажущаяся почти черной в тусклом свете фонаря. Крики, стоны и мат заполняют помещение.
Автомат, превратившись в живое существо, становится продолжением рук. Точно огненным хлыстом я провожу стволом от начала и до конца вытяжки. Тонкий металл, не выдержав, раскрывается, как утроба матери, исторгая скрюченные тела. Судя по их размерам – в вентиляцию отправили «молодых».
«Перезарядка, – отмечаю про себя. – Последний магазин. Тем лучше для меня – скорее развязка».
Ставлю переводчик огня на одиночные выстрелы. Нажимаю спуск. Наверное, это – ад, и я его вечный пленник. Я кричу, всаживая пулю за пулей в мерзкие рожи. Замечаю, как вылетает решетка, закрывающая люк, в проем просовывается рука и, немыслимо изогнувшись, отодвигает засов в сторону. Люк распахивается, и из него один за другим выползают потрошители. Несколько каннибалов бросаются к гермодвери, дергают блокирующий рычаг. Я стреляю по ним. Каннибалы падают, на их место встают другие. «Герма» поддается, и в «бомбарь» вваливается вопящая толпа. Я, сделав вид, что у меня кончились патроны, кладу автомат на пол. Мой час близок и, если расчет верен, я не покину этот мир в одиночестве…
Уроды все ближе. Выставив перед собой копья и ружья, они останавливаются метрах в трех от меня.
«Попытка номер два», – ухмыляюсь я, видя, как из-за спин каннибалов выныривает Расчленитель. Хочется схватить автомат и всадить в него последние пули. Нельзя. Надо действовать наверняка, подпустить его поближе.
Людоед подходит ко мне и, оскалившись, вонзает острие пилы мне в плечо. От боли у меня темнеет в глазах.
– Что… нашел… ты меня?.. – шиплю я.
Пользуясь моментом, я кладу руку на рукоятку автомата и жму на спусковой крючок.
Грохот выстрела заглушает крик. Расчленитель падает рядом со мной, раненный в ногу. Ловлю его бешеный взгляд и, пока остальные застывают в нерешительности, обхватываю рукой его жилистую шею.
– Купился, ублюдок?! – выдыхаю я ему в ухо, наматывая на кулак шнур, ведущий к чеке гранаты.
В ответ я слышу шепот:
– Ты… убил… моего… сына…
– Зато мы сдохнем вместе! – ору я.
В этот момент каннибалы, рванувшись вперед, хватают меня, стремясь оторвать от своего вожака. В бешеной круговерти перед моим лицом мелькают перекошенные лица. Чувствую, как в руку втыкается нож. На меня обрушивается град ударов. Слышу запах зловонного дыхания. Крики, ругань, мат. Счет идет на секунды. Я резко дергаю шнур.
И пока мои губы беззвучно шепчут: «Пять… четыре… три…», я вижу, как из мрака ко мне тянутся руки мертвецов. Они ждут меня. Серые тени, что-то шепча, встают за мной. Все те, кто сгинул, перейдя незримую черту меж двух миров. Живые там и мертвые здесь. Они дают мне силы довести начатое до конца. Смерть милосердна. Не надо слов, просто помните обо мне. Ведь пока живы воспоминания, дышу и я.
– Один…
– Не-ет! – мой вопль уносится под потолок бомбоубежища.
За мгновение до взрыва я чувствую, как сильные руки, выворачивая плечевые суставы, сдергивают с меня рюкзак. Я словно вижу, как запал, догорев, поджигает основной заряд и мучительно медленно (почему?!) рубленое тело «эфки» начинает вспухать, готовясь разродиться стальной сечью.
Краем глаза замечаю, что отброшенный в дальний угол «бомбаря» рюкзак накрывают собой каннибалы. Одновременно пять или шесть людоедов валятся на меня с Расчленителем.
Погребенный под их телами, я слышу, как вопли потрошителей заглушаются гулким раскатом взрыва. Даже сквозь плотно сжатые веки проникает огненный всполох. В следующую секунду я точно получаю кувалдой по голове. Боль, медный привкус во рту, звон в ушах. Летя куда-то в окружении окровавленных тел, я проваливаюсь в бездну.
Внезапно, появившись из сумрака кошмара, надо мной склоняется окровавленная харя Расчленителя – и это последнее, что я помню, прежде чем тьма заключает меня в свои объятия…