Даут попытался сглотнуть слюну, но не смог. Тогда он вновь припал к чаше с фруктовой водой, которую постоянно подливал слуга Эвреноса, стоящий за спиной гостя.
Даже сейчас Даут вспотел, рассказывая о том, какой ужас пронзил храбрых протикторов, когда они поняли – то, что вырвалось из дверей осажденного ими дома – никто иной, как сам «синий дьявол». Тот самый «синий дьявол», которого сожгли на костре перед их собственными глазами. Ведь именно они, главная гвардия василевса, стояли в первом кругу охраны возле самого места казни на ипподроме. Каждый из этих воинов видел лицо казнимого. Каждый из них видел, с какой осторожностью и со всеми предостережениями сжигали это дитя сатаны. Они и сами дрожали, когда перед казнью первым делом сожгли синий плащ демона. И тот сгорел, как простой кусок ткани. Тогда они с облегчением выдохнули, поняв, что сам Господь усмирил демонов и не даст им возможности помочь «синему дьяволу». Протикторы ликовали, когда труп проклятого чудовища обуглился и долго сжигаемый рассыпался в прах.
И что же? К их невероятному ужасу из дверей, осажденного храбрыми воинами дома медленно вышел он – в собственных синих одеждах, с невероятно ужасным и невероятно узнаваемым обличием, с телом того же роста и той же комплекции. Да еще с горящим кнутом в руках. Именно горящим!
Чем было смазано кнутовище, почему так ярко и долго горело, не теряя своих боевых качеств, причина ли в том невероятные знания палача, или козни самого сатаны – в тот момент об этом и не думалось. Палач стал наносить удары своим горящим кнутом так быстро и точно, что окаменевшие воины и не умудрились поднять щиты. Более того, храбрые и испытанные гвардейцы закричали, как малые дети от большого ужаса и, как трусливые зайцы, бросились бежать, не видя пути перед собой.
На что рассчитывал Никифор, взяв с собой на последний этап своей сверхмудрой ловушки именно этих воинов? На то, что они дисциплинированы, верны, мужественны и прекрасно владеют оружием. Все это так. Но он забыл, что все они в душе носят образ «синего дьявола», который, возможно, не давал им спать по ночам, многие дни после казни. Глубоко верующие люди, они были уверенны, что Господь бросил «синее чудовище» на самое дно пекла. А тут…
– Я и сам немного оторопел, – с трудом признался Даут. – Никак не ожидал столь эффектного появления палача. В отлично знакомых синих одеждах, с горящим кнутом… Мы стояли с Никифором у ворот, позади воинов. Я-то успел отскочить, а Никифора бежавшее воинство изрядно истоптало. Так что наш Шайтан-бей скорее всего и не узнал его с окровавленным лицом и без чувств. А то он бы его… А может, мне следовало его додушить? Но я тогда об этом не подумал. Слава Аллаху, что указал он мне на перстень Мурада, что был на пальце у Никифора. А еще, слава Всевышнему, что дал сил и ума обратиться к этому Шайтан-бею.
Я спросил: «Ты еще желаешь вернуться в этот город с целой армией?» Он ответил: «Да. Пусть это будет… даже армия демонов!»
* * *
– Аллах наградил тебя великой мудростью, мой дорогой друг Хаджи.
– Благодарю тебя за эти счастливые для меня слова, мой друг и повелитель.
– Просто друг. Я для тебя, как и вчера, как и всегда друг Сулейман.
– Удобно ли тебе было слушать столь долгий рассказ нашего падшего ангела Даута?
– И удобно, и… даже весьма забавно. Благодарю тебя, что ты все так правильно устроил. За этим ковром мне было все отлично слышно.
– Я сразу же подумал о том, что обласканный голодный пес, которого вышвырнули из сытного дома, будет очень приветливо махать хвостом. Накорми, прояви свое сочувствие и участие, и человеческий язык станет тем же хвостом. Теперь мы знаем очень многое.
– И многое, и очень полезное. Особенно полезное в это непростое для всех османов время.
– Да! – тяжело вздохнул Хаджи Гази Эвренос. – Наш повелитель и отец всех османов великий Орхан-бей болен.
– Болен и… стар. А это означает, что именно сейчас решается судьба… Не только моя и твоя. Судьба всего племени османов. Судьба многих тысяч гази, что примкнули к нашей великой войне с неверными. Здесь ошибиться нельзя. Здесь хороши все средства.
Хаджи Гази Эвренос опять тяжело вздохнул.
– Наверное, а скорее всего, наверняка, удачный поход и захват Анкары был последним великим подвигом Орхан-бея.
У этого города в самом сердце Анатолии [246] была не только разгромлена армия хулагуидов [247] , но и возвеличена мощь османского оружия. Теперь еще больше добровольцев гази прибудут под знамена османов. А это новые войны, новые земли, большая кровь и большая добыча.
Вот только… Оставил у стен Анкары великий Орхан-бей часть себя. То ли души, то ли разума. Уже на третий день возвращения впал повелитель османов в какое-то странное сонное чувство. Говорил мало, ни на кого не смотрел, отказался от ежедневных докладов. Хотелось верить в то, что это все признаки старости, итога всякого, кто угоден Аллаху. Только достойным и нужным своим детям Всевышний дарует прожить такую долгую и богатую жизнь. Орхан-бей прожил жизнь десятка угодных Аллаху гази. Но чем хуже чувствовал себя повелитель, тем чаще шептались о том, что злая рука врага подлила в любимый кумыс повелителя медленного яда. Так ли это – только Аллах может поведать в разрешенный час. Но чем реже появлялся Орхан-бей на людях, тем настойчивее и ужаснее поднимался вопрос о приемнике повелителя осман и славного войска гази. И чем яснее становилось то, что этот вопрос требует решения, тем молчаливее и уединеннее становился сам Орхан-бей.
А еще неприятное продолжилось тем, что рядом с повелителем, а точнее у его лежанки из козьих черных шкур оказался высокий худощавый знаток Корана. Этот мулла [248] Али-Хаджи начал с того, что ежедневно кормил властителя бесчисленным количеством меда и подолгу читал по памяти Коран. Даже спящему повелителю.
Лучшее средство излечения от всех бед и бедствий – священный Коран. Излечение Кораном возможно и от колдовства, и от одержимости джинами, и от сердечной или телесной болезни. Для этого необходима искренность и знание способа излечения Кораном. Это знает каждый правоверный мусульманин. Всевышний Аллах говорит: «Ниспосылаем мы Коран как исцеление и милость верующим» [249] . Говорит и Пророк: «В двух вещах для вас исцеление от всех болезней – Коран и мед». Все верно и все приемлемо. И святое слово и мед. Вот только забрал себе много воли мулла Али-Ходжа. С согласия Орхан-бея вот уже месяц он именуется Шейх-уль ислам [250] Али-Ходжа.