* * *
Во всем великолепны рыцарские кони – и в моще спины, несущей тяжеленного всадника, и в ударной силе корпуса, и в тяжести смерть несущих копыт. Всякий, увидав мчащегося на него рыцаря, лишь мельком оглядывал его и выставленное им копье. Все внимание пехотинца мгновенно сосредотачивалось на разгневанном огромном животном, которое смешав боль от острых шпор всадника с общим безумием атаки, неслось только вперед, сметая все на своем пути. Тот же, кто оказался на этом смертельном пути, ни в коей мере не видел изящество небольшой головы и характерный изгиб шеи рыцарского коня, он с широко открытыми глазами, наполненными ужаса, впивался глазами в широкую конскую грудь, покрытую железом, а потом… Потом в последний раз в жизни видел копыто и особо четко подкову, опускающееся на его голову.
Разметая ряды черного войска, фризы и ротталеры [292] , еще более пришли в неистовство. Они уже казались самым грозным оружием этой битвы, оставив далеко позади смертоносность тяжелых копий, мечей и секир. Вслед за тяжелыми европейскими рыцарями в бой понеслись испанские всадники на более легких генеттах. Подвижность и маневренность лошадей этой породы позволяла всадникам высматривать свои жертвы и более точно наносить смертоносные удары.
Брешь в рядах черного войска стала стремительно расширяться. Теперь наемники Гаттилузио уже думали лишь о защите. И только высокий боевой дух и прекрасная выучка удерживала воинов черного войска в строю. Несмотря на увеличившийся натиск вражеской пехоты, они не отступили более десяти шагов и не опустили щитов.
Во что они верили и на что надеялись? Трудно было предположить даже самому Гудо, отлично ознакомившегося за многие недели с особенностями наемного войска своего друга Франческа Гаттилузио.
И вдруг что-то случилось. Произошло нечто, что прервало логику происходящего. Перечеркнуло законы битвы.
Гудо, застыв с уже полностью собранным арбалетом в руках, широко открыл глаза. Да, такое чрезвычайно редко можно было увидеть на полях сражений. Но приходилось верить своим глазам. От каждого разрыва черного войска выступили по бойцу высоченного роста в сплошных тяжелых латах. Их правые руки держали мечи, а левые – сжимали тяжеленные секиры. С неустрашимостью, подобные богам войны эти два смельчака ринулись на фланги вражеской конницы.
То меч становился этим храбрецам щитом, то секира. То секира разрубывала доспехи всадника, то меч пронзал лошадиную грудь. Но в короткое время эти боги войны своим умением, мастерством и опытом умудрились убить и покалечить с десяток всадников и их лошадей. Вдохновленные таким подвигом, черное войско быстро оправилось, и стало смыкаться, отрезая тех всадников, что оказались за их спиной, от основного войска каталонцев.
Увидев, что черные плащи вновь восстанавливают свои ряды, прорвавшиеся рыцари Европы закружили своих разгорячившихся лошадей. Они явно не знали, что теперь делать – то ли обрушиться вновь на черное войско, то ли мчаться на слабые ряды константинопольцев и немногих, что окружили побледневшего Иоанна V Палеолога? Этим замешательством тут же воспользовались телохранители новообретенного василевса и множество отважных горожан. Выставив копья и алебарды, прикрывшись щитами, они стали теснить рыцарей к тем рядам черного войска, что уже успели развернуться для сражения с утратившей пробивную силу конницей.
Но взявшие в младенчестве в руки оружие, закаленные в долгих упражнениях и отточившие свое боевое мастерство во многих битвах рыцари и не думали сдаваться. В них летели стрелы и арбалетные болты, копья и камни из мостовой, но благороднорожденные воины только наполнялись отвагой. Ожесточение нарастало с каждым ударом меча и с каждым криком раненного и стоном умирающего. Под стать своим всадником оказались и их боевые лошади. Особо выделился рыцарь, в руках которого часто взвивался необычно огромный меч с волнообразным клинком. К нему даже страшно было приблизиться. Он рубил направо и, без всякого видимого неудобства, налево. При этом он неистово кричал. Гудо даже разобрал несколько слов на французском. Ему под стать сражался и тот, кого «господин в синих одеждах» с сожалением в сердце узнал.
А как было не узнать мужа его милой Греты?
Ах, как был счастлив Гудо, когда несколько месяцев назад, прячась за спинами многих, с умилением смотрел на свадебную пару! Как красива и без дорогих нарядов была его доченька! А в парче и в шелке она стала богиней. Во всяком случае, той, кого мужчина может представить абсолютным совершенством. Впечатляюще виделся и жених – благородный барон Рамон Мунтанери. Радовало и то, что молодой рыцарь не сводил глаз с лица Греты и при этом радостно улыбался.
Жить бы вам вместе вечно, да рожать таких же прекрасных детей как и вы сами… Но! Гудо застонал. Сильный удар копья уже ранее сорвал с головы барона Мунтанери шлем. Теперь острый камень угодил опять же в голову молодому рыцарю, на время оглушив его. Рамон Мунтанери стал клониться к лошадиной гриве, а затем медленно сполз с седла.
Заметив легкую жертву, к раненому тут же поспешили многие из городского ополчения. Руки Гудо задрожали… Неужели… Неужели Господь не смилуется над прекрасным во всех отношениях молодым рыцарем? Неужели ему суждено погибнуть под стенами чужого города и в не нужной для него битве за чужие интересы.
О, Господи! Господи!
И Господь услышал.
Отлично вышколенный черный фриз французского рыцаря встал на дыбы возле павшего барона Мунтанери. Теперь могучему французу стало еще удобнее разить врагов с обеих сторон. Эта «левада» [293] тут же отогнала тех, кто желал поразить молодого рыцаря. А когда могучий черный фриз совершил четыре курбета [294] и разорвал круг нападавших, то Гудо едва ли не воскликнул от восторга.
Но спасая своего раненного друга, благородный француз этим не ограничился. Он спешился и помог Рамону Мунтанери вновь оказаться в седле. Но теперь обстановка на этом участке битвы значительно изменилась. Большинство рыцарей уже были сброшены со своих боевых лошадей. Многие из них были ранены, а некоторые и убиты. Французский рыцарь что-то прокричал своему другу и направил своего великолепного черного фриза на щиты черного войска.
Удивительный во всем конь совершил то, чему его долгое время со всеми стараниями готовили. Несмотря на тяжесть всадника, его доспехов и оружия, фриз совершил высокий прыжок. Выученный конь в воздухе стал неистово бить копытами. Тут же под ним возникло свободное пространство, так как пешие враги стремительно убрались от смертельных ударов мощных копыт. После этой прекрасной каприоллы [295] рыцарский конь, приземлившись, молниеносно совершил пируэт [296] и устремился в образовавшуюся в рядах противника брешь. Эта лошадиная атака проложила вновь коридор в войске наемников, куда и устремились уцелевшие рыцари.