Book.

Альфред глядел на процессию, привалившись плечом к стене. Через полчаса, когда шествие завершится, на площадь Зеленого рынка выкатят три огромные бочки, и Франц фон Хацфельд, соборный каноник, благословит каждую из них и прочтет благодарственную молитву святому Арнульфу, небесному покровителю пивоваров. Цеховые мастера под одобрительные крики толпы вобьют в каждую из бочек кран и будут угощать пивом всех желающих до тех пор, пока последняя капля ячменного золота не иссякнет. Затем будут танцы, состязания силачей и стрелков, и дети будут сбивать с шеста чучело крючконосой ведьмы в заплатанной мантии. Монеты будут звенеть, деревянные башмаки станут выбивать дробь на булыжниках мостовой, смех, пьяные песни, крик и грубая брань не стихнут до наступления темноты.

Альфред не больно-то любил все эти развлечения, считая их забавой простолюдинов. Но на площади он может встретить Урсулу. Или же начнется вдруг потасовка, и тогда он сумеет пощекотать острием шпаги бока какого-нибудь подвыпившего мужлана, поучить дурня хорошим манерам.

Процессия двигалась дальше. За гильдейскими мастерами — каждый из них был в желтом кушаке и круглой зеленой шапке с гусиными перьями — следовали их жены в праздничных платьях, за ними — солдаты городской стражи с алебардами на плечах, следом — уличные мальчишки, фокусники, попрошайки, несколько десятков зевак…

В этот момент кто-то хлопнул Альфреда по плечу:

— Везде ищу тебя, а ты здесь!

— Что тебе нужно, Ханс? Пришел поглазеть на праздник?

— К черту праздник. Юлиану Брейтен выпустили из тюрьмы.

— Рад за нее, — равнодушно ответил Альфред, — хотя и не знаю, кто это такая.

— Ты что, не проснулся еще? Это служанка Германа!

Лицо Альфреда стало сосредоточенным.

— Откуда ты знаешь?

— Встретил на улице четверть часа назад.

— Надо поговорить с ней.

— А я о чем! Она живет на том берегу, на Кармелитенштрассе. Если повезет, застанем ее у себя.

Арка ратушного моста изгибалась дугой, река радостно фыркала, разбиваясь о серые камни, лопасти мельничных колес мерно кивали, черпая из воды расплавленный солнечный свет.

— Уже несколько дней прошло, — говорил Ханс, размахивая рукой на ходу, — а у меня до сих пор в голове не укладывается. Герман не должен был умереть.

— Кто еще знал про то, что он будет проезжать через эти ворота?

— Никто. Только мы трое.

— Ты уверен?

— За дурака держишь?! — вспылил Ханс. — Может быть, ты забыл, но это я сделал основную работу. Нашел Герману убежище, достал для него старую одежду и лошадь. А ты теперь хочешь выставить меня полным болваном!

— Не кипятись. Я просто пытаюсь понять. Смерть Германа не случайна, люди Фёрнера ждали, когда он появится. Кстати, откуда лошадь?

— Купил у Альвена, живодера с Зандштрассе.

— Он знает тебя?

— Нет. Я пришел к нему вечером, когда стемнело, и для верности надвинул на глаза шляпу. К тому же в последнее время Альвен сделался подслеповат. Сунь ему вместо курицы кладбищенскую ворону — не заметит.

Они поднимались вверх по склону Соборного холма. Мощеная улица стелилась у них под ногами, поворачивала, загибалась змеиным хвостом. Издалека были слышны звуки праздничных труб, бой барабанов и рев собравшейся на площадь толпы. Праздник в самом разгаре.

— Может быть, кто-то видел вас вместе — Германа и тебя? — спросил Альфред, поправляя шпагу.

— Исключено, — упрямо качнул головой Ханс. — К воротам мы шли поврозь.

— Германа могли видеть, когда он заходил той ночью в мой дом.

— Я уже думал об этом. Если б викарий знал, что Герман находится у тебя, то не стал бы ждать, а просто отправил бы на твою квартиру пару десятков солдат. Куда уж проще!

Они повернули за угол и нос к носу столкнулись с двумя нарядно одетыми девушками. Первая из них была в платье темно-зеленой тафты с кружевным воротом, полукруглым, как лист озерной кувшинки. Вторая — в платье синего цвета, с серебряной розой, вышитой на правом плече.

— Добрый день, фройляйн Вероника, фройляйн Урсула, — поклонился Альфред, снимая шляпу перед дочерьми канцлера. Ханс последовал его примеру, стаскивая с головы мятый берет.

— А, господин Юниус… — скучающим голосом произнесла Урсула Хаан. — Разве вам не полагается быть в это время на службе?

— Сегодня праздник, фройляйн, — с улыбкой ответил Альфред. — По великодушному распоряжению вашего отца, служащим епископской канцелярии в этот день полагается выходной.

— Вот как? Прежде я думала, что столь целеустремленный человек, как вы, не станет тратить время на пустые прогулки. Впрочем, может быть, я ошибаюсь и вы отправились по какому-то важному делу? У вас и у вашего спутника при себе шпаги, да и лица у вас обоих довольно серьезные.

— Видите ли, фройляйн, мы действительно…

— С моим братом однажды случилась забавная история, — не слушая его, продолжала Урсула. — Адаму тогда только исполнилось девять лет, и наш отец, желая развить его умственные способности, подарил ему книжку со сказками. Вы, разумеется, знаете, что это такое: истории о драконах, принцессах и храбрых рыцарях, которые убивают первых и женятся на вторых. Видимо, все эти истории очень повлияли на Адама. Однажды ночью он надел на голову маленький котелок, в котором наша кухарка обычно варит глинтвейн, взял в руки черенок от метлы — не знаю, что в его понимании означал этот черенок: Ронговеннан или же Дюрандаль [55] , — и вылез через окно на улицу. По счастью, ничего плохого с ним не случилось. Его остановила ночная стража, а фельдфебель оказался хорошим знакомым отца. Вам, наверное, непонятно, к чему я все это рассказываю? Дело в том, что у моего брата — в тот момент, когда он в своем нелепом костюме перелезал через подоконник — было точно такое же серьезное и значительное лицо, как у вас. Мужчины с возрастом не меняются. Только вместо палок берут в руки настоящее оружие.

В голосе Альфреда зазвучала обида:

— Мы действительно идем по делу, фройляйн. Но мне не хотелось бы…

— Впрочем, — по-прежнему не обращая внимания на его слова, продолжала девушка, — оружие, особенно когда кто-то выставляет его напоказ, всегда казалось мне глупой игрушкой. Все эти шпаги, пистолеты, кинжалы… При помощи них молодые люди желают восполнить недостаток мужественности, но вместо этого, как правило, демонстрируют лишь недостаток ума.

— Урсула, не надо, прошу тебя, — тихо сказала Вероника. — Господин Юниус — достойный человек.

Тонкие брови Урсулы Хаан немного приподнялись: