— А! Кто?! Где?!
Шеду стоял перед открытым тайником, пытаясь нащупать что-то внутри.
— Кого ты впускал в дом?!
— Никого. Клянусь Пером Маат, никого! Этот скульптор поговорил со мной снаружи, а потом быстро ушел.
— Поговорил? Ушел?
Трясущимися руками Шеду принялся выгребать из тайника все, что там находилось — на стол и ложе рядом полетели мешочки с шетитами, разные ценности, просто золотые слитки… Но главного — анха — среди них не было.
Получив от верного слуги еще тысячу заверений в том, что скульптор в дом не входил, а никто другой рядом не появлялся, Шеду застыл, в ужасе обхватив голову руками.
Если это сделали не люди, значит… Если анх вернул себе его владелец, то Шеду будет попросту испепелен его гневом в назидание другим. А если постарался жрец Сета, и анх уже у бога тьмы? Скупщик даже зубами заскрипел, ведь это означало, что он и золото не получит, и в приближенные Сета не попал.
Еще хуже — оказался меж двух воюющих богов!
Заскрипишь тут зубами…
В отчаянье он стиснул зубы так сильно, что кончик давно начавшего крошиться переднего зуба сломался, образовав заметную щербину.
Теперь Шебу просто взвыл. Одно из самых страшных уродств — отсутствие зуба или его дефект, чиновник со щербиной во рту не мог открыть этот рот нигде без того, чтобы не вызвать море насмешек со всех сторон. Потеря зуба или хотя бы части его означала потерю должности.
В последнее время Шебу, понимая, что зуб вот-вот сломается, был очень осторожен, ел только мягкую или мелко нарезанную пищу, которую не требовалось откусывать. И каждый день давал клятвы сам себе (богам не решался), что завтра позовет ловкого лекаря из тех, что умеют заменять один зуб другим. Клялся, но клятвы не выполнял, поскольку страшно боялся боли.
И вот теперь зуб сломался!
День поистине выдался ужасным. Почему он не прогнал красивую девчонку, соблазнившись ее грудью? Мало ли аппетитных попок в Городе? Да и парик у нее растрепанный, такие никто не носит…
Он даже не додумал эту мысль, замерев от увиденного. Гист насторожился:
— Что, хозяин?
— Ничего… ничего… — Шеду сделал знак, чтобы слуга поднес ближе масляный светильник.
Лицо Шеду расплылось в довольной улыбке, он осторожно двумя пальцами снял с камня, закрывающего тайник, рыжий вьющийся волос. Кажется, Шеду знал, кто именно утащил анх!
Скупщик внимательно оглядел небольшую комнату, пытаясь понять, как могла проникнуть в нее и исчезнуть девушка. Только в узкое отверстие наверху, через которое в помещение проникал воздух. Для этого нужно обладать поистине змеиной гибкостью и иметь сильные руки и ноги, что у девчонки было.
Шеду хмыкнул, присев на край ложа.
Он чувствовал облегченье от того, что в пропаже анха виновата Незер, а не воля кого-то из богов. Девчонка-воровка ловко похитила то, что сама же и принесла. А не было ли это задумано с самого начала? Тогда кто ей помогал?
Сену бессмысленно проделывать такой трюк — направлять к нему девчонку, чтобы потом красть, ведь обменивать анх на золото все равно придется у Шеду. А вот скульптор другое дело.
— Как, ты говоришь, он сказал? Девчонка продала анх за бесценок, а Менес должен утром отдать его заказчику?
Гист осторожно закивал, он пока не понимал ход мыслей хозяина. Даже увидев, как тот старательно прячет что-то в белую ткань, не догадался, что это волос.
Шеду задумался, у него было два пути: немедленно разыскать девчонку и скульптора и потребовать анх обратно или… Конечно, плохо, что такая ценность пропала, за него можно бы получить благосклонность Сета, но связываться с богом тьмы опасно, недолго пострадать. А вот разоблачив девчонку, можно заставить ее отработать свою вину.
Скупщик довольно засопел, а его слуга с изумлением наблюдал, как у хозяина снова вздыбилось схенти.
— Завтра утром поищем девчонку.
«Далась ему эта красотка!» — удивился Гист, но вслух ничего не сказал.
— А сейчас пора спать. — Уже у выхода из своего тайного жилища Шеду милостиво объяснил слуге: — Это она украла анх. Ее волос остался на месте.
— А… — наконец понял, в чем дело, Гист.
Он помог Шеду приготовиться ко сну, продолжая удивляться возбуждению, охватившему чиновника-скупщика.
А Шеду и впрямь оказалось не до сна, невольно придумывал, как девчонка будет заглаживать свою вину. Сцены одна другой заманчивей вставали перед глазами, с каждой минутой становясь все горячей.
Незадолго до рассвета измученный собственным возбуждением Шеду прошел в комнату жены. Нефер была изумлена горячностью и напором мужа, но не противилась. Визиты Шеду случались так редко, как только ему позволяли правила приличия. На сей раз супругу оказалось наплевать на внешность жены и даже то, что ее лицо оказалось смазанным каким-то противным липким средством для осветления кожи. Правда, надолго Шеду не остался, едва сбросив напряжение, возникшее при мысли о девчонке, удалился к себе, ничего не объясняя.
Так и не спали все трое — Шеду от возбуждения, Менес из-за мыслей о Незер и ревности, а сама Незер…
Незер тоже не могла заснуть, но она в отличие от Менеса ничуть не переживала из-за существования какого-то пусть даже самого талантливого на свете Нармера. Юноша ее не интересовал, тем более утром предстояло отправиться в Шедет, а оттуда… Кто знает, вернется ли она вообще?
Не в силах не только спать, но и лежать, девушка оделась и вышла из своей каморки.
Ноги сами несли ее к мастерской Менеса. Сквозь закрывающую вход тонкую циновку был виден свет — скульптор не спал.
«Не стоит этого делать!» — объявила себе Незер и… взялась за край циновки входа в его жилище.
Менес был один, он что-то лепил. Стоило Незер бросить взгляд на женскую фигурку из глины, так похожую на нее саму, как к щекам невольно прилила кровь — глиняная Незер стояла на четвереньках в очень характерной позе. Скульптор смутился, но фигурку не смял.
— Ты один? А где твой талантливый ученик?
— Нармер ушел к себе. Я один.
Менес не был настоящим отшельником, как могло показаться. В мастерской скульптора нередко неделями жили красивые женщины, многие являлись его моделями, которые совсем не прочь продолжить знакомство после позирования. Он щедро платил и за позирование, и за любовь, но ставил непременное условие: не рожать детей. Вовсе не потому, что не любил малышей, просто считал, что никто не должен жить без отца, как жил он сам. Рождение ребенка у любой из красоток для него означало создание семьи, а этого Менес вовсе не желал делать с доступными женщинами.
Девушка стояла совсем близко, он ловил запах ее волос — не пыльного парика, а живых блестящих волос, запах кожи. Незер чувствовала захлестывающее Менеса желание.