— Это вам так кажется, фьорд Кудзимоси, — вместе со слезами я глотала и окончания слов, но ничего не могла с этим поделать.
— Фьорда Берлисенсис, для нашего факультета второе место — просто замечательный результат, — продолжил он меня успокаивать. — Мы раньше из отборочного тура не выходили.
Я не выдержала и зарыдала в голос. Он меня не любит! Ему достижения факультета намного важнее, чем такая несчастная я. Майзи наклонилась ко мне и провела клювом по волосам.
— Ну что вы, Лисандра, — мягко сказал Тарниэль, — не надо принимать все настолько близко к сердцу.
Он положил мне руку на плечо, а я развернулась и вцепилась теперь уже в него. Был он без мантии, в так запомнившемся мне уютном пальто. И от того, что он был совсем рядом, но от этого ничуть не ближе, мне стало еще горше, я всхлипнула и уткнулась в его плечо. Он нежно поглаживал меня по спине и говорил что-то успокаивающее. Но разве словами меня сейчас утешить можно?
Легкое, едва уловимое касание к волосам не могло быть не чем иным, как поцелуем. Я чуть приподняла лицо, и следующий пришелся уже в щеку. Я обвила руками его шею, и он наконец поцеловал меня по-настоящему, очень нежно и осторожно. В ответ я вложила все свои чувства, все сомнения просто перестали существовать. Он обнял меня так крепко, что, казалось, я не смогу втянуть в себя ни глотка воздуха, но это мне было и не нужно — я жила и дышала сейчас только Тарниэлем. Его хвост обвился вокруг моей талии нежным, ласкающим движением, но поцелуи становились все более страстными и глубокими, такими, что, не прижимай он меня столь тесно к себе, я давно бы уже упала — ноги отказывались держать, да и в голове не осталось ничего, кроме мысли о том, что он меня все-таки любит. Вопль Бруно для меня был как холодный душ для человека, не желающего поутру просыпаться. А я не желала, я хотела быть тут вечно.
— Лисандра! — голос брата был полон праведного высокомерного негодования. — Можно тебя отвлечь от столь увлекательного занятия? А вы, фьорд Кудзимоси, видно, тоже узнали, что наших родных выпустили на свободу и обвинения с них сняты?
Почему я раньше не замечала, какой у него противный голос? И вообще, воспитанные фьорды не вопят под ухом сестре в такой ответственный момент. Смысл слов брата доходил до меня с огромным опозданием. Что мои родные на свободе, я осознала, только когда мы покинули грифятню. Стыдно сказать, но первой мыслью было, что выпустили бы их минут на тридцать позже, так я уже и помолвлена была бы к этому времени. Но тут я вдруг поняла, что именно сказал брат Тарниэлю, от которого я позволила себя беспрекословно увести. Поняла и остановилась.
— Бруно, ты что, с ума сошел? — в ужасе сказала я. — Что ты наговорил Кудзимоси?
— Ты меня просто поражаешь, — недовольно фыркнул брат. — Всего два месяца без опеки семьи, и ты уже растеряла все свое аристократическое воспитание. Мало того, что целуешься в таком месте, так еще и с кем! Ты же прекрасно понимаешь, что этот фьорд тебе не подходит и не может быть одобрен семьей.
Это я прекрасно понимала и без напоминания Бруно, недаром же я хотела заключить помолвку до освобождения своих близких. Тогда им принять было бы намного проще. Но и теперь, я уверена, одобрение я получу, потому что это — единственный выбор, который я могу сделать. Но Бруно я говорить об этом не стала. Сам-то он не слишком задумывался о таких вещах, когда с Фелан встречался, до тех пор, пока не собрался на ней жениться. И тогда решил подойти к проблеме совсем с неправильной стороны. Нет уж, я таких ошибок допускать не намерена. Кудзимоси мне нужен полностью, с целым и невредимым хвостом. И уши его меня тоже полностью устраивают. Я покосилась на грифятню, от которой мы ушли уже довольно далеко. Поговорить с Тарниэлем удастся только завтра. Вряд ли он стоит около Майзи и дожидается моего прихода.
— Добираться домой придется телепортами, — сказал Бруно. — Даже моего грифона выцепить не удалось, а уж твоего с баланса факультета снимать придется, — он чуть поморщился, видно, вспомнил, к кому обращаться нужно будет. — Завтра займусь этим.
— Я в состоянии сделать это сама, — холодно ответила я брату. — Не думаю, что возникнут какие-то проблемы с этим вопросом.
— Посмотрим, — неопределенно сказал Бруно и посмотрел на меня так, что я сразу заподозрила — что-то замыслил.
Говорить на эту тему он больше не стал, да и на другую тоже. Несмотря на принесенное им радостное известие, Бруно был так мрачен, что я заподозрила, что ему удалось-таки поговорить с Фелан, и та ему окончательно отказала. От ближайшего телепорта до нашего дома идти было довольно далеко — все же жители нашего района нечасто пользовались общественным транспортом, даже таким относительно дорогим, как телепорты.
Первой в нашем доме я встретила бабушку. Я прижалась к ней и опять почувствовала себя маленькой девочкой, такой, за которую все проблемы решают взрослые, да и какие у нее могут быть проблемы? Сломанная кукла или оторвавшаяся оборочка на праздничном платье? Бабушка выглядела усталой, в ее собственном запахе присутствовали нотки чужеродного, еще не до конца выветрившегося духа «Крестов», от чего не смогла избавить даже ароматическая ванна, которую уже успела принять моя дорогая родственница. Как же я по ней соскучилась!
— Ну будет тебе. Все уже хорошо, — мягко сказала она и отстранилась, разглядывая меня. — Ты похудела и осунулась. Но, в целом, выглядишь вполне достойно. Рассказывай, как ты здесь без нас.
Я не была уверена, что получу одобрение всего, что сделано, но разве можно близкого человека обманывать? Так что рассказала я обо всем, умолчав лишь о тех эпизодах, что касались Кудзимоси. Ни к чему расстраивать бабушку сразу в день, когда она на свободе оказалась. Она и так выглядит неважно — глубокие тени под глазами даже корректором замазать не удалось. В том, что такой поворот в моей жизни ее расстроит, я была уверена. Ведь в нашей семье раньше не наблюдалось такой тяги к хвостам. А быть в чем-то первой всегда тяжело.
Родители вели себя так, будто ничего и не случилось, и разговаривать о своем заключении не желали. Позорная страница была перевернута, и о ней ничего теперь не должно было напоминать, поэтому мое заявление о том, что после ужина я возвращаюсь в студенческое общежитие, было воспринято отрицательно.
— Лисандра, даже Бруно собирается ночевать здесь, — недовольно сказал отец.
— У меня там Фиффи, — напомнила я.
— Можно попросить Бруно завтра после занятий его забрать. Тебе делать там нечего. Думаю, даже твое заявление не потребует личного присутствия.
— Мое заявление? — удивленно переспросила я.
— На отчисление, — пояснил отец. — Ты же не собираешься там и дальше учиться?
— Собираюсь, — твердо ответила я. — У меня там Фиффи, команда по гриффичу и группа, в которой я старшая и за которую отвечаю. Кроме того, у меня еще и работа в оранжерее.
— В оранжерее? — мама была в ужасе. — Лисси, это совершенно неприлично.
— В самом деле, Лисандра, — недовольно сказал отец, — брось ты эти глупости. Подумай, в какое положение ты ставишь семью.