– Возможная цель на десять. Животные и крестьяне.
– Готов.
– Захожу правым бортом, внимание…
– Ракетная установка! – заорал наблюдатель. – Ракетная установка!
Рядом застрочил «Миними» – все правильно, цель приоритетная, и огонь открывает любой, кто ее видит, вне зависимости от поста. Когда цель вплыла в поле его зрения – он нажал на клавишу, выпуская короткую очередь. Одного из мулов разорвало пополам, грохнул взрыв.
– Детонация. Наблюдаю детонацию.
Еще один взрыв.
– Вторичное! Множественные вторичные.
– Это мины, – заметил Шарк, – скорее всего.
– Наблюдаю дымные следы… – сказал наблюдатель, – дымные следы в клике от нас, предположительно ракетная позиция.
– Дайте данные крокодилам, мы так далеко лезть не будем. Надо проверить дорогу.
– Принято…
– Господа…
Уже этим самым словом, а также и отсутствием молитвы Аллаху перед началом совещания амир Ислам показал, что разговор сегодня пойдет об очень необычных вещах. И выйдет далеко за рамки привычного…
Амир говорил по-русски, потому что этот язык в той или иной степени знали все собравшиеся за этим столом. Стол находился в основном здании бывшего гостиничного комплекса в горном районе, теперь принадлежащего амиру Мамаджону. Сначала использовавшийся как гостиничный комплекс от управления делами Администрации Президента, потом он использовался как жилой дом, а теперь тут был одновременно и жилой дом, и промежуточный склад опиумного мака, который сдавали сюда местные крестьяне. Дом был окружен охраной в два кольца, всего тут было не менее двухсот вооруженных боевиков. Амиров собралось двенадцать, среди них были как местные авторитеты, так и приехавшие издалека. Объединяло их одно – они реально контролировали обстановку там, где жили. Иначе бы они не оказались за этим столом.
– Мир нашему дому, удачи и процветания нашему делу и каждому сидящему за этим столом, – сказал-таки амир Ислам приветствие, больше похожее на еврейское, нежели на исламское, – я собрал здесь самых авторитетных людей с гор, чтобы поговорить о том, как мы собираемся жить дальше.
Молчание. Острые как нож глаза. Оценивающие. Каждый из тех, кто собрался за этим столом сейчас, оценивает, примкнуть или настучать. Ни о каком благородстве не может быть и речи, эти люди выжили в волчьей стае, где оступившегося немедленно разрывают, чтобы занять его место. Каждый из них мог бы настучать, но каждому из них надоели алимы. И потому они внимательно слушают.
– Каждый из нас сражался ради Аллаха на фронтах джихада (здесь амир Ислам покривил душой), но посмотрите, к чему мы пришли? Как мы живем?
Амир Ислам осмотрел собравшихся.
– Да, возможно, любой из здесь собравшихся живет хорошо. Хорошо по местным меркам. У нас есть собственные дома – там хватает места и для нас, и для наших жен, и для наших наложниц, и для наших детей. У нас есть что поставить на стол каждый день. У нас есть автомобили, которые мы купили в Китае, есть Интернет, есть самолеты, есть исламские полки и джамааты. Но подумайте – много ли это? Оглядитесь, что происходит вокруг нас. Вспомните, когда вы видели дорогу, на которой не было бы ямы?
…
– Вокруг нас – миллионы нищих и отчаявшихся людей. Хотите сказать, мы не знаем, что каждую пятницу говорят алимы про нас? А что они говорят в мадафе в другие дни недели всем тем, кто готов их слушать?
…
– Они говорят о том, что мы вышли из ислама. Что мы живем не по законам шариата. Все это они говорят потому, что желают обратить гнев народа против нас, отведя его от себя. Посмотрите, как живут они? А самое главное – не то, как они живут, а то, что они обещали всем нам и что из этого вышло. Они говорили, что любое государство, построенное не по законам шариата, должно быть разрушено. Мы разрушили его – и что? Теперь на каждой дороге ямы такие, что в них скроется осел целиком, и чинить некому. Теперь люди умирают без врачей и без лекарств – о, да, нет никаких сомнений, что многократное повторение Первой суры спасает от всех болезней… а если не спасает, пожаловаться-то все равно некому, верно? Они говорили, что в умме, свободной от неправедных законов, навязанных мусульманами т’ъагутом, наступит мир и благоденствие… и что мы видим? Кто-нибудь может пуститься в долгий путь, не имея оружия? Или, может быть, мы живем на отшибе от городов и не слышим, что каждую ночь перестрелки, а чтобы не ограбили на дороге, приходится сбиваться в караваны.
– Меня только вчера обстреляли на дороге, – мрачно заявил один из амиров, – все озверели, никаких краев не осталось.
– Верно! Богобоязненность – где она? Где страх наказания от Аллаха? Каждый, что хочет, то и творит. А ведь именно алимы, если так подумать, отвечают за то, чтобы люди были богобоязненными и страшились нарушать шариат. И где все это?
Конечно, наркоторговля, работорговля, да и просто нищета и безысходность вносили свой вклад в повреждение нравов. Но и определенная правда в словах амира Ислама была.
– Мы можем сидеть за своими стенами, за сталью бронированных машин, за спинами верных соратников и наемников и ждать, пока терпение у народа лопнет, а алимы направят его гнев на нас, чтобы самим избежать расправы. Или можно самим возглавить народное движение и бросить гнев людей на алимов, которые сами совершенно забыли шариат и предаются мерзостям. Это вполне возможно, послушайте, какие анекдоты рассказывают на базарах. Люди говорят, что если привести сестру или дочь, или даже сына в медресе или в дар уль-улюм, то их там совратят всеми возможными способами. И это не самые худшие слова, что говорят про наших алимов. Нам нетрудно будет убедить людей, что именно из-за них мы все находимся под гневом Аллаха…
Наступило молчание.
– А зачем? – прервал его амир Мулло (его так звали, потому что его отец был муллой, а он сам встал на джихад, настоящего же его имени не знали). – Чем нам мешают алимы? Если так подумать, пока есть мы и есть алимы, люди стоят как ослы меж двумя охапками сена. Мы можем говорить, что виноваты алимы, а алимы могут говорить, что виноваты мы, – и все будут жить, как жили. А если не будет алимов – кто будет отвечать за все? Мы!
– Ты боишься ответственности, Мулло?
– Я не боюсь ответственности, я боюсь войны. Ты правильно сказал – все очень плохо. Но если начать войну – будет еще хуже, и пострадают от этого все. И мы, и они… все пострадают.
– Так может, стоит сделать, чтобы было хорошо?
Эти слова упали словно булыжник на тихую гладь озера. Никто из собравшихся никогда не задумывался о том, как сделать так, чтобы хорошо было не только ему, но и другим людям. Каждый был центром собственной маленькой вселенной, и другие люди вращались вокруг него.
– Посмотрите, как живут люди. Какая нищета вокруг. Клянусь Аллахом, до того как начался тотальный джихад, люди так не жили. Ни в одной куфарской стране люди так не живут. Я жил в Бейруте до того, как объявили джихад, там нищие жили так, как сейчас живут богачи…