– На каких основаниях?
– Он не говорил. Но вел себя так, будто знает какую-то постыдную тайну аббата.
– А как он относился к дирижеру Джакомо?
– Обожал его. Единственного из обитателей монастыря. Он, можно сказать, был его кумиром.
Марко подлил в тарелку Стефана еще супа и подвинул ее к гостю. Пусть наестся до отвала. Заслужил. Отвечал внятно и подкинул пищу для размышлений. Марко занес в воображаемый блокнот два имени – Иван и Джакомо. Обоих следовало с пристрастием допросить. Не побеседовать, как он сделал некоторое время назад, а именно допросить. С пристрастием! И выяснить, что за тайны скрывает аббат и как дирижер заслужил обожание покойного. О Джакомо, как о профессионале, отзывались не всегда лестно, а вот как о герое-любовнике… да…
Стефан тем временем опустошил свою тарелку. Откинулся на стуле и задумчиво проговорил:
– Я знаю, кто мог убить Даниеля.
– И кто же? – Марко подобрался.
Тетерев назвал имя. Услышав его, Марко вздрогнул. Он не хотел бы, чтобы этот человек оказался убийцей, но… Такой вывод напрашивался сам собой.
Ночь выдалась маятной. Снилось что-то нехорошее, тревожное, но что конкретно, Мари не могла вспомнить. Едва пробудившись, она забывала сюжеты своих сновидений.
Не столько отдохнув, сколько измучившись, она встала с кровати и пошлепала в кухню. Поставив чайник на плиту, Марианна выглянула в окно. Деревенские вставали рано, впрочем, как и ложились, но сейчас на улице не было ни души. А она надеялась увидеть кого-нибудь из соседей, имеющих коз. Она покупала у них молоко, жирное, удивительно вкусное и совсем без запаха. Для Мари не было лучше завтрака, чем козье молоко с теплыми маковыми булочками, облитыми медом.
Но за неимением всего этого, пришлось ограничиться растворимым кофе и сыром.
Поев и приняв душ, Мари села за компьютер, чтобы проверить электронную почту. Но не успела открыть и первое письмо, как в дверь постучали. Она пошла открывать.
– Доброе утро, – поприветствовал ее ранний гость. – Надеюсь, не разбудил?
– Нет, я давно встала, здравствуйте. И тебе привет! – Она потрепала Чака по загривку. Пес завилял хвостом. – Заходите.
Мари посторонилась, впуская Марко с питомцем в дом. Сегодня местный шериф был одет иначе. Не в брезентовые штаны с накладными карманами и ветровку с капюшоном, а в рваные джинсы и белую футболку. На ногах не грубые сапоги, а мокасины. В этом образе он еще меньше походил на деревенского «участкового» (в России ведь именно так бы он назывался), скорее на виджея музыкального канала.
– Чай, кофе? – спросила Мари, проводив Марко в гостиную.
– Нет, спасибо, я только что позавтракал.
– А Чак колбаски не желает? Есть фирменная от дяди Самира.
Пес тут же разразился громким лаем.
– Чего это он? – удивилась Марианна.
– Отвечает согласием на поставленный вами вопрос, – рассмеялся Марко. – Он обожает изделия дядьки Самира.
Марианна поманила пса в кухню и дала ему остатки колбасы. Чак слопал ее за секунды и в качестве благодарности за угощение лизнул ей руку.
Когда Мари вернулась в гостиную, Марко стоял возле книжного шкафа и рассматривал его содержимое.
– Вы любите читать? – спросил он.
– Не я, мой папа. Это его книги.
– Так вы живете с ним?
– Он умер несколько лет назад, как и моя мама. Книги – память об отце. Посуда. – Она указала на второй шкаф, в котором громоздились фарфоровые тарелки и хрустальные вазочки, антикварные, но не особенно ценные. Каждый предмет имел брак, и его нельзя было выгодно продать. Такие вещицы оставались в доме. – Посуда о маме…
– Извините.
Она кивнула головой и опустилась на диван. Марко сел рядом. Чак улегся у их ног.
– Этот дом принадлежит вам или вы снимаете его? – поинтересовался Марко.
– Он мой. Отец приобрел его для нашей семьи примерно десять лет назад. Сначала мы его снимали, а потом выкупили…
Мари вспомнила, как она визжала от радости, когда папа сообщил ей о том, что теперь этот дом их. А еще прыгала и висла у него на шее. Тогда они посадили березу, как символ России, и елку, потому что решили отмечать Новый год на Балканах. Деревья прижились, и в ночь с тридцать первого на первое Мари с родителями водила хороводы вокруг чахлого хвойного деревца, чем изумляли соседей.
– Марианна, расскажите мне, пожалуйста, еще раз о том, как вы обнаружили труп, – перешел к делу Марко. – Все в мельчайших подробностях…
– Да особо и рассказывать нечего, – пожала плечами она.
– И все же я прошу.
Мари повторила вчерашний рассказ. Это заняло меньше минуты.
– У вас, кажется, говорят: утро вечера мудренее?
– Да, это русская пословица, а откуда вы ее знаете?
– Я работал с вашим соотечественником. Его звали Борисом. Приехал к нам по обмену, да и остался, влюбился в местную девушку, женился. У него на все случая жизни поговорки были. Просто удивительно, сколько их у вас…
– Много. А к чему вы ведете?
– Мы с вами разговаривали вечером. Прошла ночь. Сейчас утро. Возможно, к вам пришла какая-то мудрость? Вспомнили деталь какую-то? – Мари покачала головой. – Или решили рассказать мне что-то, о чем до этого умолчали?
– Мне скрывать нечего. – Мари была растеряна. Она не понимала, что стоит за этими туманными вопросами. Следующий тоже ничего не прояснил:
– Вы верующая?
– Нет.
– Атеистка, значит.
– Значит, да.
– Воинствующая?
– Я мирный человек. Можно сказать, пацифист. А против веры, да и за нее воевать не стала бы. А теперь объясните мне толком, к чему вы ведете?
– Я навел о вас справки…
– Ах вот в чем дело! – Мари нервно рассмеялась. – И вам рассказали, что я сатанистка, богохульница и вообще исчадие ада?
– Не сгущайте краски. Я всего лишь узнал, что когда-то вы грозились сжечь монастырь, а на одного из хоровых мальчиков напали, причем как раз в горах.
– Я была подростком. Трудным, хочу заметить. Конфликтным и категоричным. Сейчас я совершенно другой человек.
– В то же время другой певчий пропал без вести, – как будто не слыша ее, продолжил Марко. – К вашей матери приходили, чтобы попросить ее увезти вас отсюда.
– Она так и сделала. Что дальше?
– В этих краях была тишь и гладь. Но стоило вам вернуться, как…
– То есть вы думаете, я убила Даниеля? За что?
– А за что вы покалечили другого мальчишку?