– И ты поверил?

– Нет, но спать боялся.

Моргана рассмеялась.

– Трусишка!

– Мне было шесть!

– Да ты и сейчас боишься!

– Не боюсь.

– Боишься!

– Эй, рыжая! – сказал своему киндриду Мэрдок. – Покажи, как ты дразнишься! – робот остался безликим. – Ты слышишь меня? – Мэрдок заглянул ему в скульптурные глаза. – Рыжая! Ты там? Черт! Чувствую себя идиотом, – признался он Моргане. Киндрид рассмеялся. Звонко. Задорно. Бледные щеки залились румянцем. Появились рыжие волосы, зеленые глаза.

– Она красивая, – сказала Моргана, вставая с кровати, чтобы получше рассмотреть незнакомое лицо.

– Да и ты тоже ничего, – сказала рыжая.

– Ты слышал?! – Моргана удивленно посмотрела на брата.

– А ты что, думала, он глухой?! – скривился его киндрид рыжим лицом.

– Какая бестактность! – заскрипел старческим голосом робот Морганы.

– Ой, да ладно! – отмахнулась рыжая.

– Ничего не ладно!

– Ты старая и глупая!

– Не смей называть меня старой!

– Говорю то, что вижу.

– Я не старая, а просто пожилая!

– Но глупая!

– Не глупая!

– Глупая!

– Не глупая!

– Глупая и забавная! – робот Мэрдока звонко рассмеялся.

– Они что, ругаются? – удивленно спросила Моргана.

– Ну у вас и родственники, молодые люди! – сказала рыжая.

– У нас? – опешил Мэрдок.

– Ну не у меня же?! – рыжая сверкнула на него своими зелеными глазами.

– То есть как это «ну не у меня же»?

– А вот так! – рыжая показала ему язык.

– Еще раз так сделаешь, и позвоню в службу поддержки!

– Ой, да звони куда хочешь!

– Думаешь, не позвоню?

– А ты не пугай меня!

– Вот возьму и позвоню прямо сейчас!

– Мэрдок! – остановила его Моргана.

– Чего? – он замер возле видеофона.

– Не звони.

– Это еще почему?

– Ее же разберут.

– И что?

– Не знаю. Мне она нравится.

– Вот только не надо жалеть меня! – снова завелась рыжая.

– Да помолчи ты! – одернула ее Моргана.

– И не подумаю! Давай, парень, звони! Звони куда хочешь!

– Не делай этого! – сказала Моргана брату. – Просто не делай и все. Пожалуйста.

Глава третья

Змея была старой, но все еще сильной. Она извивалась в террариуме, заглатывая белую мышь.

– Красиво, правда? – спросил Кейн, поглаживая пальцами плечи Квое.

– И кем из них ты себя представляешь? – спросила она.

– Обоими. – Он поднял ее светлые волосы и поцеловал в шею. – А ты? – его губы были теплыми. Руки настойчивыми.

– А что я? – Квое напряглась.

– Думаю, в постели ты скорее змея, – прошептал Кейн.

– А в жизни? – спросила она.

– В жизни ты мышь. – Он развернул ее к себе лицом. – Мышь, зачарованная взглядом змеи. Твоей змеи, понимаешь?

– Это не так. – Квое открыла рот, отвечая на поцелуй.

– Так ты не станешь петь мне колыбельную? – спросил Кейн.

– Нет.

– О чем вы разговаривали с Белинджером в кафе?

– Просто ели.

– Просто ели? – Кейн расстегнул Квое блузку. – Скажи, что ты сейчас чувствуешь?

– Ничего.

– Совсем ничего? – Его пальцы скользнули под оборку лифчика.

– Мне тридцать семь лет, Кейн.

– И что?

– Если хочешь, чтобы кто-то кричал от страсти, найди себе какую-нибудь молоденькую шлюшку.

– У меня уже есть ты, – он улыбнулся. – Сердись. Это тебе к лицу.

– Пошел ты!

– Моя маленькая шлюшка.

Она влепила ему пощечину. Вскрикнула, когда он вывернул ей руку.

– Не позволяй ни одной суке прикасаться к тебе! – громыхал голосом отца его киндрид.

– Ты же женщина, а не подстилка! – надрывался киндрид Квое голосом ее матери. Старая змея все еще заглатывала белую мышь. Глубже. Еще глубже. Квое снова вскрикнула. Стекло террариума запотело от ее теплого дыхания.

– Ты кончила? – спросил Кейн, продолжая прижимать Квое к столу.

Она не ответила. Вывернутая рука болела. Киндриды молчали. Просто стояли и наблюдали за происходящим. «Когда-нибудь они расскажут об этом нашим детям», – подумала Квое.

– Я люблю тебя, – сказал Кейн. Она машинально сказала что-то в ответ. Наверное, что-то хорошее. По крайней мере, хотела, чтобы это было что-то хорошее. – И помни, – пальцы Кейна скользили по ее позвоночнику, – я всегда наблюдаю за тобой.

– Я знаю, – Квое закрыла глаза.

«Ненавижу тебя, Белинджер!» – подумала она, облизывая сухие губы. «Мы никогда не ругаемся, просто смотрим друг другу в глаза и тихо ненавидим». «И о ком это ты, а?» «Не знаю. Может, это мое подсознательное стремление к мазохизму?» «Или мое, – Квое улыбнулась. – Надеюсь, Пэм понравились розы. Надеюсь, понравились…»

* * *

Белинджер выпил чашку кофе, поцеловал Пэм в щеку и вышел на улицу. Серебристый флайер Квое стоял у обочины.

– Бурная ночь? – спросила она.

– Дурные сны, – буркнул Белинджер. Он закурил. Флайер взмыл в небо.

– Кейн хочет, чтобы мы понаблюдали за парнем из лифта, – сказала Квое, вписываясь в плотный автомобильный поток.

– Так ты все-таки пела ему колыбельную?

– Нет.

– Вернее верного! – заявил киндрид Белинджера с заднего сиденья.

– Попроси его заткнуться, – скривилась Квое.

– Так что там с парнем из лифта? – спросил Белинджер.

– Просто наблюдение.

– Как с Лебоном?

– Пока нет.

– Скажи, – Белинджер затянулся, наблюдая, как разгорается сигарета, – там, с Лебоном, что ты чувствовала, когда нажимала на курок?

– Ничего.

– А если бы это был я?

– Ничего.

– Я так почему-то и подумал.

– Так тебе это сегодня снилось?

– Мне снилось, что я женат.

– На Пэм?

– На тебе. – Белинджер открыл пепельницу.