Его лицо светилось той же улыбкой, значит, он все меньше видит в ней врага. Это же хорошо! Возможно, Гаррисон начинал верить, что его отец оставил ей свое состояние бескорыстно и ради благотворительных целей. Хорошо бы. Грейси вдруг вновь почувствовала беспокойство. И теперь на то были совсем другие причины.
На какое-то мгновение возникла пауза. Они пробовали бурбон, который Грейси не особенно любила, и смотрели по сторонам. Затем Гаррисон посмотрел на нее. Господи, какие невероятные, небесно-голубые глаза. И очень тихо осторожно спросил:
– Помните, сегодня, чуть раньше вы спросили, не стоит ли вам уйти. Почему вы спросили об этом?
На секунду она задумалась, чтобы вспомнить, о чем он говорил, когда она появилась. В какой-то момент стало очевидно, что ему не нравится, как она одета.
– Я думала, вы захотите, чтобы я ушла, вам с Вивиан было бы стыдно находиться рядом со мной.
– Почему вы так подумали?
– Потому что я не изысканная, не элегантная. Не знаю, как вести себя в подобном обществе, в подобных обстоятельствах. Я не принадлежу этому кругу. Но никогда прежде это не имело значения, понимаете? Я не должна была быть изысканной и элегантной. Никогда не хотела. Но сегодня…
Она не договорила. Выражение лица Гаррисона довольно красноречиво свидетельствовало о том, что он понятия не имеет, как продолжить разговор. Грейси сделала еще один глоток, на этот раз грубоватый вкус бурбона показался уже не столь неприятным и резким. Людям нередко начинает нравиться то, что прежде было не по душе. Нужно только дать им шанс.
Она снова взглянула на Гаррисона, далекого от нее во всем. Любое межгалактическое транспортное средство тут бессильно. Ни за что и никогда он не увидел бы в ней изысканности и элегантности. Как бы хотелось, чтобы ей это было безразлично, не имело значения.
Ирония ее положения сводила с ума. Впервые в жизни Грейси могла позволить себе все, что только могла пожелать. И лишь единственное, чего, как ей начинало казаться, хотела по-настоящему, было недоступно.
Наутро после приема Гаррисон лежал в постели, не проспав ночью и четырех часов, смотрел в потолок, пытаясь понять, почему не может перестать думать о Грейси. Это имя по какой-то необъяснимой причине вдруг показалось удивительно подходящим для нее. Но больше всего мысли занимал момент, когда, выйдя к дворецкому, он вдруг увидел ее возле парадной двери, похожую на нечто, что должно красоваться в витрине кондитерской.
Что, черт возьми, случилось с ним в тот момент. В груди вдруг что-то сжалось, во рту пересохло, мозг будто отказал. И не важно, что произошло с прочими частями тела.
В ней нет ничего, что могло бы вызвать столь откровенно сексуальную реакцию. Он пытался себя убедить, что в его реакции на нее кроется исключительно сексуальный подтекст. Даже если показалось нечто большее. Это всего лишь сексуальное влечение. Просто она выглядела такой… Казалась такой… А он испытывал такое странное чувство… И ему по-настоящему хотелось…
Он повернулся лицом к открытому окну, взгляд упал на кресло, куда он побросал одежду. Проклятье. Он не знал, чего он на самом деле хотел, когда увидел ее. Ну хорошо, да, знал. Но почему испытывал желание? Возможно, он знал и это. Уже давно Гаррисон не следовал на поводу сексуального влечения. Возможно, потому, что уже давно не испытывал неподдельного неодолимого влечения. Все дамы, с которыми он знаком, были для него открытой книгой, а когда в женщине не оставалось загадки, она переставала вызывать интерес, в том числе сексуальный. Нет смысла продолжать отношения с тем, с кем ты наперед знаешь, что будет. Хотя бы чем-то интригующим. И Гаррисон понял, почему Грейси показалась ему привлекательной. Почему именно она?
Почему она? За свою жизнь он повидал немало хорошеньких девушек в вечерних платьях. Черт возьми, да он снял с них не меньше миллиона платьев. Грейси даже не близка образу веселой и доступной девушки, которые обычно увлекали его, она не из тех, на ком много макияжа и мало одежды. Ее макияж был подобен нежному шепоту, а не дерзкому крику, не было ничего вызы вающего и в платье. Ради бога, она даже надела перчатки!
Впрочем, теперь, когда он вспоминал все это, далеко не в первый раз за ночь, ее тонкая изящная ключица казалась чертовски аппетитной. Так же как и нежная шея. И четко очерченная линия подбородка. И мочки ушей. Несомненно, все в ней чертовски аппетитно и заманчиво.
Он резким движением повернулся на другой бок, ударил кулаком в подушку, приказал себе оставить эти мысли и поспать еще хотя бы час. Но перед глазами возник образ другой Грейси: смущенной, вопрошающей «быть может, мне лучше уйти?». Он был потрясен, когда позднее она объяснила, что боялась, будто ему стыдно находиться с ней, потому что она не изысканна, не элегантна и не принадлежит высшему обществу. Все это время он только и думал о том, насколько она элегантнее и изысканнее остальных.
Так кто же, кто эта Грейс Самнер? Мошенница с задатками неплохой актрисы или нечто совсем другое?
Гаррисон едва сдержал мучительный стон. Почему он так сомневается в ней, а не в себе? Да, возможно, она не хладнокровная хищница. Его отец слишком хорошо знал цену деньгам, был слишком одержим ими, чтобы так просто отдать почти незнакомому человеку, да еще распорядиться передать их еще более чужим и незнакомым людям. Гаррисон Сейдж-младший был самым расчетливым, экономным и, пожалуй, скупым человеком из всех, кого знал Гаррисон Третий. Филантропия – последнее, в чем его можно было заподозрить. Едва ли он изменил свое мнение, даже рассуждая о неизбежной смерти. Он бы удостоверился, что его состояние останется в семье, неуклонно возрастая, достигая невероятных размеров. Что с ним произошло и так его изменило? Он не мог быть в здравом уме и твердой памяти, когда назначил Грейси единственной законной наследницей. Должно быть, случилось помутнение рассудка, а она, вероятно, этим воспользовалась. Возможно, убедила передать все средства на благотворительность и назначить себя ответственной за эти действия, а заодно и за фонды. Как только внимание к этому делу и ее персоне утихнет, она, возможно, планировала забрать деньги и сбежать.
Да, пожалуй, именно так. Единственное разумное объяснение.
Он сделал это, смог преодолеть чары Грейси Самнер. «Грейс Самнер». Он не намерен очаровываться снова.
Утром после приема Грейси спустилась первой. Вивиан оставалась на вечеринке, когда они с Гаррисоном покидали ее. Гаррисон решил пропустить стаканчик чего-нибудь горячительного, прежде чем отправиться в постель. Завтрак на террасе еще не накрыли, Грейси решила вернуться в дом… особняк… дворец… самое огромное жилище, которое когда-либо видела, чтобы самой найти чего-нибудь на кухне. Для начала сварить кофе, так как день без кофеина равносилен дню без драгоценного живительного кислорода. Стоило войти в коридор, который, как ей казалось, ведет в кухню, она тотчас уткнулась в широкую мужскую грудь. Вот черт!
– Та-ак! – Гаррисон схватил ее за руки, отстранил от себя на несколько шагов. – Куда это мы спешим? Планируем воспользоваться тем, что дома никого нет и набить карманы всем, что не прибито гвоздями?