Мало-помалу омывавшее ее грудь горячими волнами отчаяние затвердело и превратилось в жесткую корку, намертво сковавшую сердце. Она еще не осознала перемены в себе. Но глаза ее высохли. И она трезво прикинула в уме: оставаться тут, в этой машине, опасно. Возвращаться домой – тем более. «Деньги лишними не бывают», – вспомнила она фразу, оброненную как-то Атосом и повторенную в тот же день отцом.

Она вышла из машины, открыла багажник, а за ним, набрав код, бронированную крышку встроенного сейфа и с трудом извлекла оттуда точно такой же чемодан, какой Копченый заносил в ресторан. Она открыла его. Здесь на кейсы места не тратилось: все было плотно забито пачками стодолларовых бумажек. Она сунула одну пачку в карман, закрыла чемодан и, с трудом волоча его, двинулась в сторону магистрали.

Сигналя рукой проезжающим машинам, она стояла на обочине и сосредоточенно обдумывала все то, что с нею произошло. Вдруг в рюкзачке дал о себе знать сотовый, включенный на режим вибрации. Вынув его, Маша размахнулась было, но, передумав, просто отключила и сунула обратно. Вскоре ее – потрепанную, но симпатичную девочку с огромным чемоданом – подобрал веселый конопатый дядька на белом «Москвиче».

– Из дома, что ли, сбежала? – поинтересовался он.

– Да, – буркнула она и надолго замолчала.

Конопатый мужик что-то не переставая болтал, а она, сидя на заднем сиденье и держась за ручку чемодана, все думала и думала. И становилась все мрачнее. И кулаки ее сжались сами собой.

– Уничтожу! – неожиданно сказала она вслух.

– Что? – переспросил дядька. – Ничего, – огрызнулась она и, сунув ему хрустящую бумажку, скомандовала: – К гостинице «Центральная».

– А поселят? – усомнился дядька, с удовольствием засовывая баксы в карман. Но симпатичная мрачноватая девочка не удостоила его ответом.

Мария

1.

– Кажется, мы сможем немного отдохнуть, – усмехнулась Лиза, поднося к губам бокал шерри, и впервые за последнее время голос ее был не железно-повелительным, а, как раньше, по-кошачьи мягким.

Они сидели в плетеных креслах на открытой веранде ялтинского ресторанчика «Лидия», и кремовые лучи из-под шелкового, абажура настольной лампы выхватывали их лица из полутьмы.

Атос-Киса не пожелал принять эту перемену в тоне госпожи как дар. Оставаясь, как и все это время, почтительным рабом, он ответил с интонацией нейтральной:

– Ничто не мешало нам отдохнуть и раньше.

То, что дар ее отвергнут, Шахиню слегка задело, и она заметила со злой иронией:

– Кто это у нас стал такой смелый? Неужели наш Киса? Тот самый Киса, который с выпученными от страха глазами метался по Питеру и готов был голым в Африку бежать, лишь бы не встретиться со своей мстительной девкой?..

– Я и не говорю, что не боюсь. Наоборот, я и сейчас боюсь. Если бы она захотела, она бы давно разделалась с нами. И когда мы брали контору, и когда выбирались из Питера, да когда угодно. А она нигде не мешала нам. Так почему ты именно сейчас почувствовала себя в безопасности?

– Почувствовала, и все. Слишком долго ничего не происходит. Она оставила нас в покое. А раньше мне все время казалось, что она стоит у меня за спиной.

– А мне и сейчас так кажется.

– Нервы, Киса, нервы. И нечистая совесть. Ты ведь сам сказал: если бы она захотела, она бы уже давно нас достала.

С минуту они сидели в тишине, и вдруг Атос поднял припухшие от бессонницы глаза и, устремив их в пустоту над головой Лизы, медленно и отчетливо произнес:

– Мария, если ты здесь, дай знать о себе. Казни или милуй, только не молчи, не мучай неизвестностью. Сделай что-нибудь. Пожалуйста.

Вновь напряженная тишина. И губ Шахини уже коснулась было презрительно-торжествующая улыбка, когда раздался легкий щелчок и воцарилась тьма.

Шахиня нащупала кнопку выключателя, и лампа вспыхнула снова. Но тут же кнопка плавно утопилась в подставку, и свет погас опять.

– Официант! – чужим, сиплым голосом крикнула Лиза. – Эй!

Официант подошел.

– Что это у вас со светом?

– Одну минуту. – Он нажал на выключатель, и лампа осветила искаженное ужасом лицо Лизы.

Но вот кнопка поползла вниз, щелчок, и снова сидящих окутала темнота.

– Прошу прощения, – вскинул брови официант, – по-видимому, лампа неисправна. Перейдете за другой стол?

– Нет, – ответил Атос. – Мы как раз собирались посидеть без света. – И в голосе его слышались одновременно и обреченность, и торжество.

– Подожди, – остановила Лиза собравшегося уйти официанта. – Ты видел сегодня девчонку в старых джинсах и свитере?

– Которая с вами пришла?

– С нами?.. Ах да. С нами. И где она сейчас?

– Не знаю. Вам виднее. А в чем дело?

– Да ни в чем. Гуляй.

Шахиня повернулась к Атосу:

– Почему же она ничего не сделала раньше?

– Не хотела, – усмехнулся Атос.

– А ты-то чему радуешься? Ведь ей нас убить – раз плюнуть. Эй ты! – зло крикнула она в темноту ялтинской ночи. – Чего тебе надо? Кису? – и продолжала уже спокойно: – Так забирай его. Я тебе его дарю. Добра-то…

Маша молча сидела на перилах веранды, и слезы катились по ее щекам. Если бы она знала сама, чего она хочет. Если бы знала!

– И Кису тебе не надо, – улыбнулась криво Шахиня. – Правильно. На кой он тебе? Трусливый, жадный, подлый. Он меня вот ненавидит, а спит со мной, потому что боится. Тебя он любил и предал… Это мне он нужен, потому что я такая же. А тебе он ни к чему.

– Прекрати, Лиза, – тихо сказал Атос, а затем повторил, но уже громче и с угрозой в голосе: – Прекрати. Или я тебя убью.

Маша перемахнула через перила – прямо на газон, шагнула к краю дороги и, утерев щеки ладонью, стала ловить такси.

– Не убьешь, Кисонька, струсишь, – уверенно парировала Шахиня. – Потому что ты слизняк. Во всем. Кроме постели. Надо отдать тебе должное.

Атос схватил со столика нож и замахнулся.

– Ну, давай, давай, ударь! Покажи ей, что ты еще умеешь.

Атос разжал ладонь. Нож выпал. Атос встал и, рванув в сердцах за край, опрокинул стол. И решительно направился к выходу.

Сидящие на веранде и даже в зале тянули шеи, чтобы разглядеть, откуда этот грохот и звон бьющейся посуды. Он стоял и в ушах Атоса. Но еще звонче – несущийся вдогонку победный смех Шахини.

Маша всего этого не видела и не слышала. Она уже ехала в сторону своего очередного временного жилища (сколько она их сменила!) и пыталась сосредоточиться, чтобы объяснить хотя бы себе самой, зачем она преследует Лизу и Атоса, чего ей от них надо.