– Это платье никогда в доме полковника Уайтинга не было, я бы его узнала. Я не понимаю, как оно могло там оказаться, если только не….
Господи!
– Если не что? – спросил член городского совета Браун.
Я сглотнула.
– Если кто-то из поискового отряда не принес его туда. Тот, у кого это платье хранилось.
Все повернулись посмотреть на Авию Пратта. Его нижняя губа снова задвигалась взад вперед.
– Этот кто-то все время рыскал у нашего дома после того боя, в котором погиб мой защитник. Правда, мама?
Мама побледнела, но кивнула головой. Оказывается, и она следила за ходом суда.
– Лотти очень волновалась, как отреагирует ее отец, когда узнает, что она влюбилась, – сказала я. – Мне никогда и в голову не приходило, что у нее были основания его бояться.
Авия Пратт вдруг повернулся, собираясь убежать, но уперся в крепкое как скала тело Горация Брона. Кузнец как пушинку поднял его в воздух.
Пастор Фрай, схватившись за руку дочери, беззвучно открывал и закрывал рот, похожий на рыбу, выброшенную на берег.
Браун смотрел на меня. Я смело ответила на его взгляд. Теперь его глаза как будто стали старше. Он медленно наклонил голову, и его борода уперлась в грудь. Обернувшись, он устремил тяжелый взгляд на Руперта Джиллиса, тот судорожно сглотнул. Не говоря ни слова, Браун повернулся и пошел прочь, за ним потянулись остальные городские старейшины. Гораций Брон подтолкнул Авию Пратта в спину, держа обе его руки своей ладонью, словно стальными наручниками. Джиллис посмотрел им вслед и потрусил в другую сторону. Интересно, поставят ли его у этого же столба, или он сбежит этой ночью из города.
Сморщенное как высохшее яблоко лицо Гуди Праетт было обращено ко мне. Она высоко подняла руки и хлопала, не останавливаясь, пока не услышала, что ей вторят другие руки. Леона Картрайта, Даррелла.
Марию распирало от гордости.
Я боялась, что у меня подкосятся ноги и я рухну на постамент как смятое платье.
Мама проталкивалась вперед. Она посмотрела на меня и опустила голову.
Мария поднялась на постамент, крепко держась за поручни.
– Пойдем ко мне домой, Джудит. Тебе нужно поесть и привести себя в порядок.
Мария протянула мне руку, но я вспомнила, что с ног до головы покрыта грязью, и замешкалась. Она обняла меня и прижала к себе.
– Пастор Фрай.
Я вздрогнула, услышав твой голос.
Пастор удивленно посмотрел на постамент.
– Завтра утром мы с мисс Финч придем в церковь, чтобы вы нас обвенчали.
У мамы от удивления отвисла челюсть. Даррелл подкинул шляпу в воздух. Юнис Робинсон, яростно работая локтями, заспешила домой. Мария вела меня вниз по ступеням, и ее глаза сияли.
Мария настояла, чтобы я надела ее нежно-голубое свадебное платье.
Она вымыла, расчесала мне волосы, вплела в косы сухие цветы, как когда-то на собственную свадьбу, поправила кружева на свадебном чепце и сказала, что я выгляжу очаровательно.
Дай бог, чтобы так оно и было.
Я не помню, как поела, помылась и легла спать, не помню, как встала и оделась.
Но я была готова идти под венец.
Пока Мария ходила за шалью, Леон заговорил со мной. Было видно, как ему нелегко.
– Лотти долго мучилась, мисс Финч?
Я охнула и отвернулась.
Он наклонился ко мне.
– Клянусь, если бы я только знал…
Леон Картрайт. Мне было так неловко перед Марией. Бедная Лотти.
Все эти годы он не знал, что с ней случилось.
– Не очень долго, мистер Картрайт.
Его глаза покраснели.
– Я бы женился на ней, – сказал он. – Мы были такими юными.
Я кивнула. Первая любовь никогда не длится вечно. Я знаю.
Мария вышла из комнаты, я увидела, какими глазами Леон на нее смотрит.
– Спасибо, что пожелали мне счастья, – сказала я Леону. Он кивнул.
Мы подошли к церкви очень рано. Мне не хотелось проходить сквозь толпу горожан. Единственным моим желанием было посидеть и подумать в одиночестве. Мария держала меня за руку.
Дверь церкви открылась, и оттуда причесанный, наглаженный и чисто выбритый вышел ты.
Мария шепнула, что забыла кое-что дома и отошла.
Ты осторожно садишься рядом со мной на скамью, боясь до меня дотронуться, как будто я могу разбиться.
Ты смотришь на меня. Я гляжу в твое прекрасное мужественное лицо. Утреннее солнце освещает зеленые глаза. Я не могу понять их выражения.
– Что случилось? – спрашиваю я, отодвигаясь.
– Ничего, – отвечаешь ты, берешь мою руку и целуешь кончики пальцев. Ты такой серьезный, что я начинаю волноваться.
Пустая церковь тиха и торжественна. Мы одни, слышно только наше дыхание. Ты проводишь пальцем по моему лбу, носу, касаешься губ. Я смотрю, как твои глаза следят за скользящим по моей коже пальцем.
Ты шепчешь:
– Ты теперь моя? Правда моя?
Мой взгляд отвечает тебе лучше любых слов. Я ловлю твой палец зубами и слегка прикусываю.
Ты смеешься, и твой смех отражается эхом от высоких сводов церкви.
– Давай сбежим с тобой на Запад, Джудит. Прямо сейчас. Фантом ждет на улице. Что скажешь?
– Давай, – отвечаю я. – Хотя мы не слишком подходяще одеты.
– Правда, – ты хлопаешь себя по лацканам черного пальто, потом проводишь пальцем по моему кружевному чепчику. – Раз уж мы сюда пришли, давай поженимся.
Я пожимаю плечами.
– Если ты настаиваешь…
Ты снова целуешь мне пальцы и слегка прикусываешь в ответ.
– Я настаиваю.
Ты берешь мою руку и крепко сжимаешь. Мы встаем и идем по тому же самому проходу, по которому нас тащили днем раньше.
Пастор Фрай в сопровождении Элизабет входит в церковь. Его дочь тепло улыбается мне. У заднего входа я слышу какой-то шум и оборачиваюсь. Дверь распахивается, и под руку с Гуди Праетт в церковь входит Даррелл. Он снимает шляпу и машет мне. За ним входят Мария с Леоном. Здесь собрались все, кто мне дорог. Этот день наполнен их любовью.
Пастор Фрай произносит короткую речь.
И ты становишься моим навсегда.
Фантом везет нас к дому на повозке. Она тоже причесана и вычищена к свадьбе. Эта умница довезет нас до дома без нашего участия. Нам не до поводьев.