«Напоить», – мелькнула мысль.
Она показалась мне здравой, и после тщательного анализа всех положительных и отрицательных сторон причин отвергнуть ее не нашлось.
Сегодня и попробую, пока решимость не истаяла.
– Хочешь, приготовлю тебе ужин? – предлагаю я, не прерывая монотонного натирания рамки под очередную картину. – Что-нибудь свеженькое, домашнее.
– Хорошо.
На кухню за мной Вольдемар не последовал, остался мучить бедное бессловесное пресмыкающееся.
Первым делом я чищу и нарезаю соломкой полную сковородку картошки. Пока она приобретает золотистый оттенок в кипящем масле, достаю из морозильника ломоть мяса и засовываю в микроволновую печь – размораживаться.
Посолив картошку, переворачиваю ее, добиваясь равномерной прожарки.
Достаю луковицу. Пускаю слезу, чистя и мелко кроша ее.
Добавить бы немного паприки для придания пикантного вкуса.
Открыв в поисках приправ дверцу шкафа, обвожу оценивающим взглядом батарею винных бутылок. Несколько десятков. Большинство полные, с края – несколько початых. Непроизвольно губы растягиваются в улыбке. На этом этапе плана побега препятствий не предвидится.
И сон может стать явью.
Перевернув в очередной раз картошку, решаю, что она почти готова. Минуты две-три осталось. Заправляю луком и берусь за мясо.
Отбивные следует поперчить сильнее, чтобы запивал чаще.
Не прошло и минуты, как на грохот молотка в кухню заглянул карлик.
– Чего шумишь, плоская?
– Готовлю для Вольдемара отбивные.
Над головой Господина Кнута показалось лицо Призрака.
– Что происходит?
– Все в порядке, – сообщает карлик. – Бдим.
И уходит.
Призрак принюхался, занятно шевеля носом, и зачем-то уточнил:
– Ты жаришь?
– Я. Для Вольдемара.
– Для Вольдемара – это хорошо.
Спохватившись, снимаю с огня сковородку и сгружаю жареный картофель на симпатичное блюдо.
Призрак уходит с донесением, а я возвращаюсь к отбивным.
От аромата жарящегося мяса рот мигом наполняется слюной.
Сглотнув, не удерживаюсь и засовываю в рот пару кусочков картошки. Вкуснотища.
Перевернув мясо, присыпаю молотым перчиком и лезу в холодильник.
Петрушка, перья лука… самое то, что нужно. Добавим пару огурчиков и помидорин.
Словно бы в раздумьях поворачиваюсь к двери – не следит ли кто. Никого. Осторожно выглядываю в коридор. Чисто.
Достав из шкафа литровую бутылку вина, кладу ее на дно корзины. Накрываю пучками зелени, ломтями хлеба, сверху пристраиваю завернутое в полотенце блюдо с жареным картофелем.
Попробовав мясо, решаю дать ему немного потомиться, нежнее будет. А пока укладываю в корзину пару бокалов под вино, чистые тарелки и вилки.
Мордоворот появляется бесшумно. Словно в один миг возникает в метре за спиной.
Сердце снежком плюхается в желудок. Дернувшись, я чудом не сбрасываю с печки сковороду.
Надсмотрщик косится на корзинку, но ничего не говорит. Достает из холодильника баночку пива и выходит.
Проведя языком по пересохшим губам, с трудом сглатываю. Не быть мне разведчицей – выдержки никакой.
Перекладывая отбивные на тарелку, с трудом сдерживаю дрожь в руках.
Что-то я слишком нервная. Нельзя так. Нужно собраться.
Накрыв корзину красивым полотенцем и вымыв руки, решительно направляюсь в комнату Вольдемара. Одна, без конвоя, что внушает оптимизм в отношении благополучного результата рискованного начинания.
Парень лежит на кровати, листает какой-то журнал с тремя девицами на обложке. При более внимательном взгляде на блестящий глянец поняла, что ошиблась. Девица одна, вот только из-за размера силиконовых имплантатов груди размером с голову, вот и показалось.
– А вот и я, – улыбаюсь, демонстрируя корзинку с яствами. – Для тебя старалась.
– Вижу, – бросает парень, отбросив журнал в угол. – Принесла пожрать?
– Да.
– Давай.
– Подожди, Вольдемар.
– Это еще почему? – хмурится наследничек.
– Позволь, я сервирую стол? – спрашиваю, пытаясь вернуть контроль над процессом.
– Зачем?
– Так красивее.
– Да? Хорошо. Только быстро. Я проголодался, пока ты там шлялась.
Расстилаю полотенце вместо скатерти. Расставляю тарелки, бокалы, пристраиваю ложки, бумажные салфетки.
– А это зачем? – тычет пальцем в бокалы Вольдемар.
– Для вина.
– Нельзя.
– Нельзя? – холодею я. Мои планы рушатся, не выдержав первого же столкновения с действительностью.
– Мама говорит, что если я еще раз напьюсь…
– Ты напился вином?
– Нет. Старый доктор спиртом угощал. Мне очень плохо было, едва не утонул… вот мама и рассердилась.
– Спирт – это действительно очень опасно, а вино… – Я пожимаю плечами. – Его даже врачи для аппетита прописывают.
– Какие врачи?
– Настоящие. Не такие, как старый доктор, а из университетов. Профессоры всякие, академики.
– Правда?
– Да. Правда. И для крови полезно.
– Ну, если акада… акака… врачи.
– По чуть-чуть.
Облизнув губы, парень косится на дверь.
– Приятного аппетита, Вольдемар, – произношу я, наполняя бокал.
– Угу.
Сунув в рот ложку жареной картошки, парень жадно чавкает.
– Бери, – подвигаю блюдо с отбивными. Они острые, и после каждой парень делает большой глоток вина, чтобы погасить огонь. Как и планировалось.
Мой бокал сиротливо стоит на краю. Пустой. Как и тарелка. Разделить трапезу екатерининский отпрыск не предложил.
Сглатываю слюну, держу улыбку.
– Вот, Вольдемарчик, скушай еще отбивнушку, – мурлычу я, с удовлетворением отмечая, что движения парня становятся неточными, глаза косеют, а вино он пьет большими глотками. В этой голове даже мысли предложить мне глоток не возникло. Воспитание. Тем лучше. Надежнее.
Только бы никто не пришел. Да не должен бы, время позднее, остальные уже спят, поди. А надсмотрщикам здесь делать нечего.
– Нажрался, – сыто отрыгнув, заявляет Вольдемар.
– Вот и умница. Запей.
Протягиваю наполненный до краев бокал. В бутылке плещется на дне. Граммов семьсот вина в парне уже ведут наступление по всем фронтам. Куцые извилины проигрывают зеленому змею. Глаза окосели, язык заплетается.