Ухватив полу Вольдемарового фрака пальцами, приподнимаю ее, засовываю связку ключей в карман. Они позвякивают, заставляя вздрогнуть, но парень продолжает храпеть.
С этим покончили.
И тут меня накрывает. Озноб обжигающей волной прокатывается вдоль позвоночника, сводя тело судорогой. У меня была связка ключей, а я даже не попробовала открыть оковы на Феде. А ведь один из этих ключей мог освободить его.
«И что дальше? – зло обрываю сама себя. – Освободила. Ворота открыть не смогли… дальше?»
Поздно, уже поздно думать, как могло бы получиться. Нужно спасать свою жизнь.
Ключи на месте. Пустую винную бутылку прячу в кладовку, нож – в верхний ящик письменного стола, предварительно стерев с него отпечатки пальцев и кровь полой халата. А теперь быстро отмываться. Если повезет, отстиранный халат успеет высохнуть.
«Вот же голова дырявая», – кривлюсь я, повторно извлекая из кармана связку ключей. Про закрытые двери совсем позабыла.
Пробравшись в туалет, закрываюсь на защелку, но свет не включаю – будет пробиваться в зазор между дверью и полом. На ощупь снимаю халат. Затолкав заляпанный кровью участок в раковину, открываю воду. Тише, не журчи… Первым делом смываю кровь с лица и груди. Боль в руке пульсирует огненными волнами от кончиков пальцев до локтя, но перелома вроде бы нет – кулак сжимается-разжимается.
Только бы никто не пришел… и без какого-нибудь засранца все хуже некуда.
Холодная вода и немного жидкого мыла – не лучшие средства для ликвидации следов крови, но выбирать не приходится. После знакомства с плетью карлика и зубами Вольдемара остались пятна, надеюсь, несколько свежих в глаза бросаться не будут. Тем более что стиральный порошок и отбеливатель находятся в банно-прачечном комплексе, где без света запросто налетишь на что-нибудь. Да и вход в него просматривается из караулки. Нет, уж лучше так, холодной водой в рукомойнике.
Закрыв воду, отжимаю халат.
Несмотря на усилия, он остается мокрым. И пронзительно ледяным.
Скрипя зубами, натягиваю его.
Тело моментально коченеет от холода.
Едва дыша, возвращаюсь в спальню. Вольдемар храпит.
На свету качество стирки проявляет результат несколько хуже ожидаемого, но не так плохо, как опасалась.
Сжав зубы, смотрю на спящего парня.
Все, что я вытерпела от него, – напрасно. Желание воспользоваться ножом вернулось с прежней силой.
Связка ключей во второй раз опускается в карман.
Не решаясь снять халат, ведь тепло тела единственное, что может высушить его до утра, опускаюсь на край стула.
Мне плохо, очень плохо. Тошнит, лихорадит…
Надеюсь, халат высохнет.
Но как объяснить прокушенную руку?
Мысли мечутся, не находя выхода из сложившейся ситуации. И зачем я попыталась бежать? Дура, дура! Нужно было лучше подготовиться. Какая же я дура.
Единственный шанс – убедить всех и в первую очередь Вольдемара, что это он прокусил мне руку. Вот и на плече следы его укуса, а на груди несколько.
От пребывания в холодной воде рана перестала кровоточить, пришлось сжать ее пальцами. Стрельнула острая боль. Приглушенно ойкнув, подношу кровоточащую руку к лицу Вольдемара. Несколько капель падают на щеку. Замечательно. Прикасаюсь раной к губам парня, осторожно провожу по подбородку. Еще несколько капель на рубашку, отпечаток окровавленной руки на рукаве фрака. Совсем хорошо. Больше я сейчас сделать ничего не могу. Остается только молиться.
Стоп!
Наручники.
Они должны быть где-то под подушкой.
Ищу…
Вольдемар вздрагивает, что-то невнятно бормочем.
– Спи, спи, – шепчу я.
Есть! Нашла.
Приковав руку к ножке шкафа, невольно улыбнулась. Пускай теперь докажут, что это не Вольдемар меня вечером посадил на короткую привязь.
Вот только мерзкий страх, липким комочком ворочающийся в низу живота, шепчет: «А доказывать никто и не будет…»
Стоящие на столе часы выстроили стрелки в положение, означающие шесть часов утра.
Сейчас начнут просыпаться дети подземелья. Через полчаса в крыле для узников вспыхнет свет, оповещая о приходе нового дня. В начале восьмого начнется раздача завтрака. Если до этого времени никто не обнаружит труп Феди.
Страх разоблачения с новой силой накинулся на и без того сдавшие нервы.
Если хоть кто-нибудь заподозрит меня…
А кого еще?
С кровати донесся стон.
– Голова болит.
Делаю вид, что сплю.
– Мне плохо, – жалуется Вольдемар, поднявшись и поводя по сторонам мутным взглядом. – Хорошо тебе, дрыхнешь…
Это мне хорошо?
Вот бы поменяться самочувствиями.
Мне похмелье, а Вольдемару боль в прокушенной руке, лихорадку от переохлаждения – сказалось лежание в мокром халате – и страх. Даже не страх – животный ужас.
– Эй!
Открываю глаза.
– Доброе утро, дорогой.
– Дерьмовое утро, – бросает Вольдемар, поглаживая лоб. Лицо помятое, болезненно бледное, глаза красные.
– Может, водички принести? – предлагаю я.
– У меня минералка.
– Или поспи еще немного.
– Выспался. И хватит дурацких предложений. Это ты виновата.
– Я? Но, Вольдемар…
– Зачем ты меня напоила? – зло блеснув глазами, просипел парень.
– Я… не… ты не был пьяным.
Сын Великой Екатерины задумался. Он и в нормальном состоянии не отличается повышенной сообразительностью, а уж на похмельную голову и подавно.
– Мама говорит, мне нельзя пить. Если она узнает…
– Ты не пил, – поспешно киваю я, подобострастно улыбаясь.
– Не пил, – повторяет Вольдемар. При этом лицо наглядно противоречит сказанному. – Не пил.
Усиленно киваю.
– Я кушал… – попытался вспомнить парень.
– Покушал. – Я поспешно начала излагать свою версию событий вчерашнего вечера. – Сделал всего пару маленьких глоточков – не стоит и вспоминать. Потом прилег отдохнуть, немного позабавился…
– Позабавился? – растерянно хлопает глазами Вольдемар.
– Немного, – подтверждаю я, демонстрируя руку. Потом показываю следы зубов на груди. Они с обеда, но это мне было больно и поэтому запомнилось. Для него же укусом больше, укусом меньше – разницы нет. – Ты такой страстный был.
Недоверчиво покосившись на отпечатки зубов, опухшие, посиневшие, он хмыкает.