Прозвучавший за спиной мужской голос заставил ее оглянуться. У ворот сарая малаец с мятым, словно чайный лист, лицом связывал при свете фонаря какой-то узел. Он приветливо кивнул Флортье.

– Вы говорите по-голландски? – спросила она, а когда он опять кивнул, добавила: – Мне нужно поговорить с господином Бейеринком.

Малаец покачал головой.

– Туан бесар не тут. Сегодня нет работа. Сегодня праздник. – Он шагнул к Флортье и показал на другой дом. – Иди туда. Там жить туан бесар и ньонья бесар.

Флортье поблагодарила и пошла по дорожке в гору. Временами становилось совсем темно, хотя до заката было еще долго. С моря постоянно доносились трескучие удары, в воздухе резко пахло серой и дымом.

Флортье решительно постучала в дверь дома. За дверью раздавались голоса, пронзительные крики, что-то со звоном разбилось. Дверь открыта туземная девушка; на бедре она держала годовалого мальчугана со светлыми волосами.

– Извините, – обратилась к ней Флортье. – Мне нужен господин Бейеринк. Туан бесар, – с надеждой добавила она.

Девушка раскрыла было рот, но ей не дал ответить женский голос, прозвучавший с верхнего этажа. Девушка крикнула что-то через плечо и получила раздраженный ответ; потом на лестнице все-таки появилась женщина в кебайе и саронге. Она была примерно одного возраста с Якобиной, но резкие черты лица, строго поджатые губы и прищуренные глаза старили ее.

– Добрый день, – робко сказала Флортье. – Вы госпожа Бейеринк?

– Да. А вы кто? И что вы хотите? – Она говорила нетерпеливо, почти с раздражением.

– Флортье Дреессен. – Странно чужими прозвучали для нее эти слова, слишком давно она их не произносила, слишком давно была Флёр. – Мне бы хотелось поговорить с господином Бейеринком. Речь пойдет о Якобине ван дер Беек.

Хозяйка дома, казалось, задумалась.

– Ах да, – ответила она, наконец. – Только сейчас это, к сожалению, не получится.

– Может, я повидаюсь с ней? – Флортье с мольбой посмотрела на нее.

– Тюрьма размещается в ведомственном здании. Им распоряжается мой муж, а его сейчас нет. Он на берегу, из-за всего этого. – Она махнула рукой в сторону бурлящего залива.

– Можно я подожду его? Пожалуйста!

Госпожа Бейеринк помедлила, потом вздохнула.

– Что ж, подождите. Поднимайтесь сюда. – Она привела Флортье в уютно освещенный салон с тяжелой, темной мебелью.

45

Флортье стояла у окна салона и глядела в темноту. Часы только что пробили шесть раз, до заката было еще долго, а на улице уже стояла глубокая ночь. Даже еще темнее, ведь не было ни звезд, ни луны. Но временами на островах появлялись вспышки, иногда слабые и красноватые, иногда желтые и яркие, как молнии. Они слепили глаза, высвечивали все контуры, все силуэты, и тотчас возвращался полнейший мрак. По веранде и крыше стучали камешки, похожие на крупные градины, с моря постоянно доносились громовые раскаты, сопровождавшиеся подземным гулом; под ногами Флортье дрожал пол. Вообще-то, она лишь теперь по-настоящему поняла, что там, на большом и красивом острове, мимо которого она проплывала сегодня на буксире, извергался вулкан, а госпожа Бейеринк подсказала ей и название острова: Кракатау.

Настоящего страха она не испытывала; возможно, дни плена у Киан Джая притупили ее ощущения; возможно, она просто считала, что вулкан далеко, больше двадцати миль, да еще отделен широкой полосой залива, поэтому Кетимбангу не угрожает опасность. К тому же, она надеялась, что даже если Киан Джай догадается, куда она направилась, и захочет ее тут выследить, стихийное бедствие преградит ему путь с Явы на Суматру.

Она услыхала за спиной голоса и оглянулась. Тарелка с курицей и рисом перед госпожой Бейеринк так и стояла нетронутая. (Свою тарелку голодная Флортье подчистила в два счета.) К хозяйке дома подошел слуга и стал в чем-то ее убеждать. Хотя Флортье не понимала слов, по тону и мимике обоих она догадалась, что он уговаривал ее поесть. На диване нянька занимала старшего мальчика какой-то игрой; девочка ходила по комнатам, прижав к себе куклу.

Флортье вновь перевела взгляд на ревущий и сверкающий вулкан; к ней подошла хозяйка дома.

– Простите, что я говорила с вами так резко. Я устала, и у меня не выдержали нервы. Несколько дней назад в городе началась эпидемия холеры, умерла девушка. А эта девушка стирала белье наших детей. – Госпожа Бейеринк вздохнула. – Представляете, что я пережила? А тут еще и это началось. – Она кивнула на разбушевавшийся вулкан.

– Ничего страшного, я не в обиде, – ответила Флортье. «Я привыкла к вещам и похуже», – подумала она и спросила: – Надеюсь, господин Бейеринк отпустит мою подругу, если… если все станет серьезнее?

– Да, разумеется. Вообще-то, он давно должен был вернуться. Ума не приложу, почему он задерживается. – Ее руки в беспокойстве погладили саронг. – Я еще днем хотела перебраться с детьми в наш домик на горе, но муж не видел для этого причин. Впрочем, возможно, ситуация не очень серьезная. По крайней мере, для нас. – В саду заплясал огонек, похожий на фонарь, и она вытянула шею.

– Возможно, это он. Виллем! – крикнула она в окно. – Виллем, это ты?

Ей по-малайски ответил мужской голос. Теперь и Флортье различила между деревьями и кустами очертания человека.

– Ах, нет, – разочарованно проговорила хозяйка дома. – Это всего лишь наш слуга. – Она что-то крикнула ему по-малайски, и он ответил ей и скрылся под верандой.

– Такого я еще никогда не слышала, – пробормотала госпожа Бейеринк и объяснила, увидев вопрос в глазах своей гостьи. – Он сказал, что пришел морской дух Антое Лаоэт и забрал море. В это время бывает прилив, но сейчас обнажились даже коралловые рифы, которые и при отливе остаются под водой. – Она покачала головой. – Не обижайтесь на меня, фройляйн Дреессен, но мне надо прилечь. Кто знает, что еще нас ждет впереди.

Она удалилась усталым шагом. Флортье поглядела ей вслед и, прежде чем повернуться к окну, бегло взглянула на часы. Почти половина седьмого. Камешки все еще барабанили и лязгали по крыше и каменному полу террасы, а вулкан все рычал и грохотал. Но теперь появился еще какой-то новый шум. Флортье прислушалась.

Он походил на глубокое и медленное дыхание гигантского монстра, который быстро хватал воздух, а потом выдыхал его с ревом и шипеньем. Сверканье огня осветило окрестности, и глаза Флортье расширились от ужаса при виде приближавшейся к дому огромной волны.

Якобина услыхала мощный рев и скрежет, стремительно приближавшиеся к ее тюрьме. Она в страхе прижалась спиной к стене за койкой и замерла при мигающем свете керосиновой лампы, которую она зажгла давным-давно.

Дверь с треском разлетелась на щепки, мутный поток ворвался в камеру. Якобина зажмурилась, сжала губы и набрала в грудь воздух, когда волна жестко ударила по ее коже, затопила камеру до потолка, а потом надавила на стену. Стена задрожала и сломалась. Поток вынес Якобину наружу вместе с каменными и деревянными обломками и кусками мебели.