Флортье кричала и кричала, звала Якобину. Двое слуг держали ее под руки, чтобы она не упала в приливную волну, которая, бурля, пронеслась по нижнему этажу, уволокла с собой лестницу и сотрясла фундамент дома.
Ее мышцы не выдержали; она без сил повисла на руках у слуг и сквозь слезы смотрела, как исчезали в бурных водах последние обломки административного здания.
– Якобина, – рыдала она. – Якобина.
Волны цунами швыряли Якобину, словно тряпичную куклу, такую же беспомощную и слабую; ее то придавливало обломками, то выносило на поверхность, крутило и переворачивало. Ее грудь была словно перетянула веревками, а легкие грозили вот-вот лопнуть.
«Я сейчас умру, – отчетливо и трезво пронеслось в ее голове. – Я умру. Сейчас».
Поток швырнул ее обо что-то жесткое; от удара из ее легких вышел весь воздух. От нехватки воздуха перед глазами замелькали радужные круги, она слепо вцепилась обеими руками во что-то твердое и подтянулась кверху. Ей казалось, что ее голова вот-вот лопнет от напряжения.
Тут она вынырнула на поверхность, тяжело дыша, давясь, отплевываясь, хватая ртом воздух. Воздуха, воздуха! Она жадно дышала, ее легкие горели, гортань болела и была словно сожжена кислотой. Со стоном она постепенно залезала выше и выше. Соленая вода жгла ей глаза, но Якобина все равно держала их открытыми в надежде что-нибудь увидеть и понять. Сверкнула огненная вспышка и на долю секунды осветила деревянный дом; Якобина повисла на его лестнице. Тяжело дыша, она подтянулась выше, уперлась куда-то ногой, подтянулась снова, перелезла через перила и упала в неглубокую воду, залившую деревянный пол.
Она кашляла и хватала ртом воздух, а дом сотрясался под напором мчавшейся воды. Ощупав себя, она обнаружила, что поток сорвал с нее саронг, и она осталась лишь в длинных, до колен, панталонах, рубашке и кебайе. Кое-где на руках и ногах появились ссадины и царапины; в остальном все было целым. Она прижалась к стене дома, и ей оставалось лишь надеяться, что вода не поднимется выше и что дом устоит.
То… лонг. То… лонг.
Якобина подняла голову и прислушалась.
– Эй! Кто там? – крикнула она наугад в темноту.
– То… лонг. Помо… гите, – донесся до нее ответ, еле слышный сквозь мощный грохот потока и громовые раскаты; словно кто-то с трудом держался на поверхности волн. Якобина крутила головой, пытаясь понять, откуда слышался голос. Со стоном перевернувшись, она поползла на четвереньках по залитому водой полу.
– То… ло… – Остаток слова потонул в шуме, и Якобина поспешила на звук.
– Эй! Кто там?
– То… лонг.
Якобина добралась до противоположной стены, вцепилась в перила и поглядела в темноту. Ядовито-желтая вспышка осветила дом, еще одна вспышка. Прямо рядом с Якобиной между этим домом и следующим, который частично обрушился, из воды торчала раскидистая крона пальмы, там под напором воды качались несколько уцелевших балок с прибитыми к ним досками. Какая-то женщина вцепилась одной рукой в пальмовые листья, а другой отчаянно пыталась держать над водой маленького ребенка, который то сжимал губы, то раскрывал рот в беззвучном плаче. Белокурого ребенка с выгоревшими на солнце волосами.
Якобина чуть не задохнулась от страха. Ида?
Следующая молния ярким светом осветила пальму и не оставила сомнений. Ида. Ида и ее мать.
В темноте Якобина нащупала балясины лестницы и пошатала их для проверки. Кое-какие из них шатались, и она с силой ударила по ним кулаком, а потом, превозмогая боль, стала их расшатывать, пока не отломила одну балясину.
После этого она легла на живот, протиснулась через образовавшуюся брешь и протянула руки к пальме; чтобы не унесло, она раздвинула ноги и уперлась коленями в балясины.
– Госпожа де Йонг! – громко крикнула она, насколько ей позволяли больное горло и обожженные легкие. – Госпожа де Йонг! Это я, нони Бина! Передайте мне Иду!
Вспышка озарила обезумевшее лицо Маргареты де Йонг. Якобина высунулась еще немного и почти уже дотягивалась до Иды.
– Отдайте мне Иду, госпожа де Йонг! Если она будет у меня, вы сможете держаться над водой. Или я подтяну вас сюда!
– М`Грит!
Тяжело дыша, Якобина подняла голову.
В чреде мгновенных вспышек призрачного света, сопровождавшихся гулом и грохотом, Якобина увидела Винсента де Йонга. Тот держался за балки рухнувшего дома, потом протянул руку жене, и она повернулась к нему. Но длины его руки не хватало, чтобы дотянуться, а у нее были заняты обе руки, ведь она держала себя и дочку на поверхности неумолимого пенного потока, несшего обломки домов и трупы животных. Еще казалось, что у Маргареты почти не осталось сил, хотя приливная волна уже потеряла прежний напор, с которым снесла постройку с тюремной камерой. Но все равно, он бы немедленно унес неизвестно куда даже такую хорошую пловчиху, как Якобина.
– Грит! – пронзительно закричала Якобина. – Отдайте мне Иду!
– Я тут, М`Грит, – гремел голос майора. – Тут!
– Грит! Отдайте мне Иду!
Перед глазами Якобины, словно в причудливой пантомиме, вспыхивали картинки отдельных поз, а движение происходило в темноте. Винсент де Йонг кричал жене и протягивал ей руку. Сама Якобина тянулась к Иде. А между ними Маргарета де Йонг в нерешительности поворачивала голову то туда, то сюда.
– Пожалуйста, Грит! – снова повторила Якобина. – Отдайте мне Иду!
Ее взгляд встретился с взглядом Маргареты де Йонг, и та потянулась к Якобине, не выпуская из рук пальму. Стало темно, но тут же посветлело, и Якобина рванулась вперед. Она крепко, насколько хватало сил, схватила девочку выше локтей, ее пальцы вонзились в нежную кожу, хотя она и чувствовала, что делает Иде больно. Вспышка погасла, Якобина поползла назад, таща Иду сквозь поток, вырывавший из ее рук маленькое тельце, словно злая ведьма. Якобине казалось, что ее запястья вот-вот сломаются, а жилы порвутся под весом Иды. Поток непрестанно пытался вытащить ее из ограждения лестницы и проглотить вместе с девочкой.
«Я должна выдержать. Я должна. Должна выдержать», – мысленно повторяла она.
Стиснув зубы, она сильно потянула к себе Иду, больно ударив о деревянную доску. Ида застонала.
– Извини, – задыхаясь, пробормотала Якобина. – Извини.
Она втащила Иду в дом сквозь дыру в ограждении и села на пол. Ида кашляла и давилась, из ее рта лилась вода; Якобина стучала ее ладонью по спине. Наконец, девочка задышала ровнее.
– Я с тобой, моя малышка, – зарыдала Якобина, прижимая к себе родное, маленькое тельце, без которого так скучала. – Я с тобой!
А когда Ида, дрожа, прижала голову к груди Якобины, а маленькие пальчики впились в ее кебайю, у нее стало тепло на душе.
Якобина подползла на пятой точке к перилам, высунулась в дыру и, придерживая одной рукой Иду, протянула другую Маргарите.