— Ты первая, — шепчет он. — Бери рыбу и бросай прямо туда. Но не спеши. Двигайся медленно, если не хочешь их вспугнуть.
— А они понимают, что это рыба?
Он едва сдерживает смех, но ему явно весело.
— Энн, это же морские львы. Они за версту рыбу чуют.
— Я хочу сказать: откуда они знают, что мы не бросаем им что-то другое? Я могла бы гранату кинуть, откуда им знать?
— Им отлично известно: когда сюда приходят люди — им, скорее всего, перепадет лакомый кусочек. К тому же я уверен, они чуют, что в ведре. Просто легко и непринужденно бросай рыбку туда.
Несмотря на то что от одной мысли о том, чтобы взять скользкую дохлую рыбу в руки, пусть и в резиновых перчатках, мне не по себе, я чувствую, как по венам бежит адреналин, подталкивая меня: бери, бери. Очень ловко я хватаю из ведра рыбу и бросаю ее по высокой дуге группе возбужденных зверей. Словно цирковой артист, один из львов отталкивается плавниками и ловит рыбу в полете.
— Да! — восклицаю я, вскидывая от возбуждения руки, как будто только что гол забила.
И на тебе!
Острая боль в груди. Точно так же, как и вчера, когда Кейд сказал, что я проворонила Тэннера, только… не совсем такая. Хуже. Она начинается в груди и разливается по руке.
Никаких больше дружелюбных бабочек — боль жалит, как пчела.
Хочется кричать, но слишком больно. Единственное, что остается, — согнуться пополам. Я сгибаюсь, едва слышу, как Тэннер спрашивает, что случилось.
— Ничего, — отвечаю я. И все вокруг погружается в темноту.
Совсем как на соревнованиях! Боже мой, пожалуйста, не дай мне свалиться с пристани и утонуть…
Когда я открываю глаза, сперва все как в тумане. Лодка. Еще одна. Пристань. Стая. Закат.
Пульс стучит в виске, но, по крайней мере, боль в груди исчезла.
Я выгибаю шею немного дальше и вижу того, кого ищу: Тэннера! Когда туман рассеивается, я спрашиваю, что произошло.
— Это ты мне скажи, — отвечает он сипло. В голосе тревога. Не просто тревога… он напуган. — Ты бросила рыбу, согнулась пополам, а потом… я пытался тебя подхватить, но не успел. Господи, прости.
— Поэтому у меня голова раскалывается. — Я морщусь от боли, прикасаюсь к голове.
— Ты упала на ведро.
Я оглядываюсь, чтобы понять, где я и что я. Все еще на пристани, но скорее сижу, чем стою. Чем-то воняет. Опускаю глаза и вижу, что рубашка совсем мокрая. Опускаю взгляд ниже и понимаю, что вся рыба, что была в ведре, теперь валяется подо мной и вокруг меня. За долю секунды я уже на ногах, перемещаюсь в безопасное место.
Тэннер наклоняется, берет пару рыбин и швыряет их морским львам.
— Ну вот, мы оба можем всем рассказывать, что кормили морских львов. — Потом он говорит, что пора возвращаться домой. Я отвечаю, что не хочу.
— Но ты потеряла сознание.
— И что?
— И что? Энн, ты потеряла сознание. Неужели тебя это не беспокоит?
— Не очень.
— Такое часто случается?
Я молчу.
— Это когда-нибудь раньше случалось?
— Лишь однажды. В последний раз когда я плавала.
— Ты имеешь в виду тот раз, когда ты едва не погибла? Я уже сказал: мы едем домой. Немедленно.
— Подумаешь, упала! Немножко закружилась голова. Серьезно, не порть наше свидание.
— Выбирай: домой или в больницу.
— Домой, — бормочу я.
Он усмехается, посылает мне свою восхитительную улыбку и ведет меня к лестнице.
— Даже если бы ты не потеряла сознание, ты вся в рыбьей чешуе. Неужели правда хочешь остаться и пахнуть рыбой?
Я знаю, что он прав.
Как жаль, что он прав.
Мне не хочется, чтобы свидание заканчивалось, но, в силу обстоятельств, похоже, что это уже произошло…
Бри
Я, если честно, не из тех, кто сует свой нос в чужие дела. Шпионить за другими не по мне. Если я хочу знать, кто что затеял, предпочитаю прямо спросить. Но сейчас — другое дело. Я к тому, что просто рисовала в своей комнате, занималась своими делами, когда услышала, как к дому подъехала машина. Поэтому подошла к ближайшему окну, чтобы посмотреть, кто это. Я воспользовалась биноклем Кейда, который лежал на подоконнике.
Наверное, следовало запереться, чтобы меня никто не видел, как я смотрю в бинокль, и не слышал, как с моих губ срывается ругательство.
— Черт! — восклицаю я, и в этот момент по лестнице поднимается папа, чтобы проверить, как у меня дела.
— Что-что ты сказала, юная леди? — спрашивает он, входя в комнату. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу этого слова. — Я поспешно пытаюсь спрятать бинокль и стереть с лица виноватое выражение, но слишком поздно. — Что ты задумала?
— Я просто… хотела… Энн вернулась. Машина подъехала.
Он смотрит на часы, потом кричит вниз:
— Эмили, ты не могла бы подняться сюда на секунду?
Пока мы ждем маму, я украдкой поглядываю в окно, чтобы рассмотреть происходящее там.
Через двадцать секунд в комнату входит мама, за ней по пятам Кейд.
— В чем дело?
Папа скрещивает руки на груди:
— Одна наша дочь следит за другой нашей дочерью. А еще она ругается.
— Я сказала «черт»! — возражаю я в свою защиту. — Это не ругательство. Папа, ты сам его постоянно повторяешь.
— Только когда злюсь.
— Я тоже… разозлилась.
Мама подходит ко мне ближе, выглядывает в окно.
— Бри, не стоит злиться. Или ревновать. Позволь Энн быть счастливой.
Я демонстративно скрещиваю руки на груди.
— Посмотри внимательнее, мамочка. Мне кажется, они ссорятся.
Мама смотрит в бинокль и подается ближе к окну.
— Господи, она совсем не выглядит счастливой, ты заметила? Надеюсь, что у нее не подскочило давление.
Папа тоже прилипает лбом к окну:
— Наверное, нам стоит спуститься и выйти к ним.
— Нет! — останавливает его мама. — Пусть сами разбираются. Может быть, они поцелуются и все уладят.
— Фу, гадость! — бормочет Кейд.
— Они вылезают из машины, — комментирует мама. — Как мило! Тэннер заставляет Энн сесть обратно, чтобы он мог открыть для нее дверцу.
— Но она не очень-то радуется, — замечаю я. — Посмотри на ее сердитое лицо. Даже без бинокля видно… Блин! Она нас заметила!
Непроизвольно вся семья прячется под подоконник. Через пару секунд открывается входная дверь, и Энн кричит наверх: