Я так нервничаю, что, сама не замечая, скатала находившийся у меня в руке кусок хлеба в твердый шарик.
– Я никогда раньше не отбивала парней у подруг, – говорю я. – Просто я была пьяна… И очень переживала, что поссорилась с Брэди…
Престарелый официант снова подходит к нам, и мы делаем заказ. Я заказываю бифштекс с жареной картошкой и шпинатом, Мэл – салат под названием «Домашний» и еще одну бутылку минералки.
– Все, хватит! – говорю я. – С пивом я завязываю! И с вином тоже. До конца жизни.
– Да не переживай ты так, Викс! Все в порядке…
– Нет, не все в порядке, – отвечаю я. – Я поступила подло!
– Викс, я не могу осуждать тебя за то, что ты хотела сделать то самое, что и я, – произносит вдруг Мэл.
– Что? – удивляюсь я.
– Я сама хотела переспать с ним. Он показался мне таким симпатичным… Да он и есть симпатичный. У такого парня, видно, отбоя нет от девчонок…
Нет, что ни говори, все-таки Мэл – отличная подруга! Даже, пожалуй, слишком хорошая. Я совершила по отношению к ней такую подлость – а она готова мне все простить! Ни один из моих братьев не поступил бы так. Если бы, скажем, Джэй узнал, что кто-то из его друзей пытался приставать к его девушке, он рвал и метал бы от гнева. Стив или Джо-младший сказали бы этому парню в лицо все, что они о нем думают. Пенн бы объявил ему бойкот, перестал с ним разговаривать. А Тулли бы просто набил ему морду…
– Я с самого начала поняла, что Марко тебе понравился, – повторяю я. – Я поступила подло. Когда ты узнала об этом, ты была вне себя, выскочила из машины… Почему же сейчас ты мне вдруг готова все простить?
Мэл пожимает плечами и опускает взгляд. Сейчас она снова начнет говорить мне: «Не переживай, все в порядке…». Но я знаю, что не все в порядке. Даже если она простит меня, подругами мы больше не останемся. Она просто уйдет из «Вафельного Дома», и на этом все кончится…
– Хочешь – ударь меня! – говорю я.
– Что?
– Ударь меня. Прямо здесь и сейчас. Я разрешаю!
– Ты с ума сошла!
– Я не сошла с ума. Если бы мы с тобой были парнями и я бы стала… то есть, стал клеиться к твоей девчонке, ты бы ударила… то есть, ударил меня. Разве не так?
– Ну, если бы я была ковбоем…
– Не обязательно ковбоем. Просто парнем.
– Или пиратом… Тогда бы, пожалуй, да.
– Хорошо, представь, что ты ковбой или пират. Ты ведь сердита на меня?
– Не сердита я на тебя!
– Сердита. Ты же сама сказала, что, будь ты пиратом или ковбоем, ударила бы меня!
– Вот именно – я сказала «если бы»… На самом деле я на тебя не сердита. Скорее… я сердита на саму себя.
– На себя? За что?
Мэл вздыхает.
– За то, что доверяла тебе, считала своей подругой, – произносит она.
– Ради бога, только не это, Мэл! – почти кричу я. – Это хуже всего, что я могла услышать!
– Но послушай…
– Нет! По сути дела, ты сейчас сказала, что мне нельзя доверять. Хорошо, пожалуй, ты и права – после того, что сделала, я, может быть, действительно заслуживаю подобных упреков. Но когда ты говоришь, что не злишься на меня и в то же время больше не считаешь меня своей подругой – это звучит глупо и бессмысленно, Мэл. – Я делаю паузу, чтобы перевести дыхание. – Да, я поступила подло, Мэл. Но это не значит, что мы с тобой больше не подруги. Лучше ударь меня – и дело с концом. Только не надо разводить эту тягомотину: «Я сердита на саму себя…».
Я встаю из-за стола и подхожу к Мэл.
– Давай, – говорю я, – ударь меня!
– Викс!
– Ударь – и ты увидишь сама, на душе у тебя полегчает. Я это знаю… по собственному опыту.
– Я не буду тебя бить! – повторяет она.
– Давай же, пиратка-ковбойка! Не бойся, ты меня не покалечишь – я вдвое больше тебя!
– Викс, да угомонись же ты, наконец! На нас смотрят люди…
– Нет. Ударь меня!
– Викс, прекрати!
– Не прекращу! Ударь меня – и будем считать, что инцидент исчерпан.
Люди вокруг уже действительно начинают коситься на нас.
– Давай же! – говорю я. – Старый Джо ударил бы меня. Старый Джо хочет, чтобы ты ударила меня!
– Угомонись!
– А вот не угомонюсь! – На нас уже пялится едва ли не полресторана, но мне все равно. – Давай же, бей!
И тут Мэл вдруг встает из-за стола и внезапно бьет меня в челюсть – снизу вверх, поскольку ростом она гораздо меньше меня. Не столько от самого удара, сколько от неожиданности я теряю равновесие и падаю на соседний столик – к счастью, пустой.
Я гляжу на Мэл, она в ответ смотрит на меня своими огромными глазищами и прикрывает ладонью рот. Сначала я думаю, что она делает это, чтобы не заплакать, но, присмотревшись, вижу, что она смеется, – и я вдруг начинаю безудержно хохотать вместе с ней.
И тут появляется Уэйнбергер, а с ним девица в пиратской бандане и с чучелом попугая на плече. На груди у нее табличка: «ЭШЛИ ХАРРИСОН, АДМИНИСТРАТОР».
– Простите, девушки, – произносит Эшли, – но я вынуждена попросить вас покинуть наш ресторан. Драки у нас запрещены. Мы против насилия!
Я вдруг ощущаю во рту вкус крови. Неужели Мэл разбила мне губу?
«Ну вот, доигрались, – думаю я, – теперь нас выгоняют из ресторана!»
Хуже этого действительно ничего быть не может. Нас выгоняют из ресторана – и кто? Столетний старикан в тельняшке и девица с чучелом попугая на плече!
– Ничего не поделаешь, – вздохнув, говорю я. – Пошли, Мэл!
Мэл кивает, смахивая рукой слезы, выступившие у нее от смеха, и берет со стула свою сумочку.
– Хорошо, мы уходим, – говорю я девице с попугаем.
– Если можно, мне не хотелось бы отменять заказ, – обращается Мэл к Уэйнбергеру. – Могу я попросить, чтобы нам принесли его в номер?
– Это можно, – отвечает тот.
– А я могу изменить заказ?
– Как вам угодно, мисс.
– Тогда, пожалуйста, замените на три бифштекса, не очень сильно прожаренных, и добавьте еще картофеля фри со сметанным соусом.
– Хорошо, мисс.
– Большое спасибо! Наш номер – 3012.
Подхватив под мышку свою сумочку, Мэл с независимым видом направляется к выходу. Я следую за ней, так же гордо подняв голову.
Мы стоим, дожидаясь лифта – и вдруг нас обеих одновременно охватывает приступ истерического хохота.
– Сама себе не верю, что ударила тебя! – произносит Мэл, согнувшись от смеха в три погибели, как от колик. – Прости, ради бога!