– Дело, Василий, надо закончить. Сегодня последний раз тебя прошу.
– Ну говори, чего надо? – пуская изо рта клубы дыма, раздраженно бросил он.
– Значит, так. Через пару часов позвонишь с телефонаавтомата на мой мобильник, который слушается, и скажешь, что сделки не будет.
– А почему не будет?
– Скажешь, что у тебя есть связи в ФСБ, которые сообщили о готовящейся операции чекистов по твоему задержанию. Ну обзовешь меня «стукачом» и заявишь, что при удобном случае меня убьешь за подставу.
– А что это тебе даст?
– Ха. Я местным чекистам предъяву сделаю. Дескать, у вас в конторе «крот» завелся и все сливает напропалую. Из-за вас операция провалилась. А потом еще своему руководству в Москву сообщу. Приедет комиссия и Калинина снимет с должности.
– И чего, тебя назначат?
– Молодец, сечешь. Представляешь, какие мы тогда дела творить будем? Всех на уши поставим. Будешь, Вася, самым главным в области, и хрен кто тебя тронет. Будешь милицией управлять. Все будут работать на тебя!
– Ну и голова у тебя, майор, – с восхищением произнес Седой.
– Ты мне помощь оказываешь, а я тебе. Ты главное, делись, а я в долгу не останусь. Пора уже повышать мой гонорар.
– С этим у нас проблем нет, – Седой встал и вышел из кухни. Через минуту вернулся и положил на стол несколько новеньких купюр: – Вот, пока десятка. Потом еще дам. Извини, всей суммы с собой пока нет.
Левин сгреб деньги, пересчитал их и, засунув в карман, весело произнес:
– Деньги, Вася, счет любят. Говоришь, потом оставшуюся часть отдашь? Сколько?
– Еще десятку.
– Еще десятку, это хорошо. Ты, главное, не скупись. Скупой, как говорится, дважды платит. Ладно, засиделся я у тебя. Давай, приводи себя в порядок и иди, звони. Я буду ждать твоего звонка, – Левин встал и направился к выходу.
* * *
Подполковник Полевин был мрачнее тучи. Наконец-то до него дошло то, о чем Калинин ему талдычил несколько дней подряд: «сделки не будет». И он, опустив голову вниз, что-то рисовал карандашом на листе бумаги. Грифель выводил жирные, непонятные линии и в конце концов не выдержал напора и сломался.
– Ну сволочь, – мрачно бросил он и посмотрел на Калинина.
Тот, напротив находился в хорошем расположении духа и готов был рассмеяться, видя, как переживает его товарищ.
– Я же тебе говорил, что дело гиблое, а ты…
– Нет, ну ты, Юрьевич, посмотри, что он творит. Он что, думает, с нами в бирюльки можно играть? Так он себе, можно сказать, приговор вынес. Да я ж его в порошок сотру. Сгною в тюрьме.
– А что ты ему предъявишь? – улыбаясь, спросил Калинин. – Кроме того, что ты мне коньяк задолжал. За бутылку не судят.
– Да ты что, не слышал, как он деньги пересчитывал? Он этого, как его… «положенца» хренова на бабки развел.
– Ну и чего из этого. Ну и развел. Ты что думаешь, авторитет на него заявление напишет? Чтоб над ним вся братва смеялась, как он общаковские деньги мошеннику отдал?
– А как с таксистом быть? Его же наш Петров обманул. Это же надо такое придумать: сотрудник ФСБ погиб в Чечне, и под него деньги собирать.
– Так, Васильевич, таксист еще ничего не предпринял. Петров на следствии скажет, что ты, Васильевич, ему это сказал.
– Я?
– Ты, ты. И он решил таким образом помочь семье погибшего. Проявил инициативу. А за инициативу у нас не судят. Деньги ему таксисты еще не передавали?
– Не передавали.
– И еще неизвестно, соберут ли. Пока налицо приготовление к мошенническим действиям.
– А ты что, Юрьевич, думаешь, что он мошенник?
– Я пока ничего не думаю, я переживаю.
– В смысле?
– Ну он же задумал московскую проверку прислать, чтобы меня с должности сняли, а его поставили. Может он действительно, какой-нибудь наш приблудный?
– Да вряд ли. Наши нелегалы, хоть и отмороженные, но на такое не способны. Ей-богу, мошенник.
– А что мы, Васильевич, будем гадать? Время покажет. Я думаю, недолго осталось ждать.
Полевин встал со стула, сомкнул руки на пояснице и стал прохаживаться по кабинету, взад-вперед, нарезая круги. Вид у него был хмурый. Калинин некоторое время молча следил за его хаотичными действиями. Но вскоре ему надоели метания друга, и он сказал:
– Хватит бегать, а то от твоих шагов здание не выдержит и развалится. Давай думать, как из этой ситуации выходить, да и технарям надо команду давать, чтобы сворачивались и назад, в управление возвращались. Что без толку технику эксплуатировать.
– А вдруг что-нибудь… – пробормотал Полевин.
– Ты чего, Васильевич, охренел что ли? Не слышал?
– Ну да, ты прав, – он открыл дверь и громко крикнул: – Гена, иди сюда.
– Иду, – из соседнего кабинета раздался хриплый голос майора Козырева и через мгновенье появился он сам. – Слушаю, Игорь Васильевич.
– Давай Гена, езжай, снимай свою аппаратуру и дуй в управление.
– А что, разве уже встреча состоялась?
– Кина, Гена не будет. Оператор сдох.
– Не понял?
– А что тебе понимать. Говорят, снимай технику, значит, снимай и меньше вопросов задавай.
– Есть, товарищ подполковник.
Эту новость майор Козырев встретил радостно. Он ожидал провести в отделении еще минимум сутки, а то и больше, как неоднократно бывало, однако его ожидания, к счастью, не оправдались. Теперь у него появилась возможность попасть к обеду домой и провести остаток выходного дня в кругу семьи. Сборы были недолгими, он вместе со своим подручным быстро исчез за входной дверью. И когда шум быстрых шагов технарей растворился, Полевин, почесав макушку, сказал:
– Юрьевич, у меня идея возникла. Давай, как в анекдоте, задержим этого «положенца» и как следует потрясем его.
– Это что за анекдот?
– Да старый, с «бородой». Ты, наверное, его раньше слышал. Про диссидента.
– Что-то не припомню. Расскажи.
– Решил старый еврей разыграть КГБ. Звонит по телефону и спрашивает: «Это КГБ?» Там отвечают: «КГБ».
Он говорит: «Что ж вы со своей партией над народом издеваетесь?» И вешает трубку. Через некоторое время повторяет попытку, звонит и спрашивает: «Это КГБ?» Неожиданно сзади его кто-то хлопает по плечу и отвечает: «КГБ, милок, КГБ». Так и мы, Юрьевич, сделаем. Приходит этот Седов к телефону-автомату, и только начинает говорить, а мы тут как тут. Берем его под белые ручки и тащим в отделение, а здесь… – он зло потряс кулаками.
– И что мы добьемся?
– Он нам все выложит. Потом задержим Петрова, и вот тут-то я ему покажу кузькину мать. Оторвусь по полной программе, – Полевин потер ладони рук.