– Все, что касается формирования полка морской пехоты и отряда кораблей, которые будут обеспечивать высадку десанта, а затем поддерживать его – это задачи штаба флота, – оживленно произнес он, радуясь тому, что войска оборонительного района наконец-то получат серьезное пополнение. – Мы же, капитан первого ранга, – обратился к Райчеву, – должны предложить нашу часть разработки этой операции. Исходные директивы такие. Десантирование полка проводится в районе Аджалыкского лимана. Цель Аджалыкского десанта – уничтожение вражеских батарей, штабов, линий связи, а также техники и живой силы противника.

– То есть всего вражеского, что расположено между Аджалыкским и Большим Аджалыкским лиманами, – как бы рассуждая вслух, обобщил заместитель начальника штаба, воспользовавшись подаренной ему адмиралом паузой.

Это был человек, крупное телосложение которого плохо сочеталось с его вынужденной худощавостью, а резкие, азиатской угловатостью помеченные черты лица смягчались прирожденной приветливостью, интеллигентскими залысинами и аристократической сединой висков.

– Что совершенно верно, милейший. При общем направлении удара в сторону Новой Дофиновки. В дальнейшем полк должен соединиться с основными силами Восточного сектора армии, цель которых – очистка от противника всего пространства между Аджалыкским и Куяльницким лиманами, отбросив противника как можно дальше от морского побережья.

– Хотя бы на какое-то время, – задумчиво почесал пальцами подбородок Бекетов, продолжая внимательно рассматривать карту. – Я вот о чем думаю, товарищ контр-адмирал. Несмотря на внезапность высадки 3-го полка противник, пользуясь своим превосходством в силе, будет оказывать яростное сопротивление, подключая к этому артиллерию, танки и авиацию.

– Это ясно, – проворчал Жуков. – Ваши соображения?

– Почему бы за полтора-два часа до высадки морского десанта нам не высадить неподалеку от побережья небольшой воздушный десант? Скажем, где-то вот здесь, в районе хутора Шицли. Уничтожая под покровом ночи штабы, линии связи и все прочее, что подлежит истреблению, этот десант сковал бы значительную часть войск, отвлекая их от побережья, посеял в их рядах панику, дезорганизовывал работу штабов.

– К тому же румыны восприняли бы его в качестве основного десанта, – поддержал его капитан первого ранга.

– Мало того, несколько сторожевиков с ротой десантников можно было бы направить вот сюда, – указал он пальцем на точку на карте неподалеку от Очакова, – то есть уже на берег Днепровского лимана. Таким образом мы создали бы видимость подготовки нападения на Очаков. Этот десант сразу сковал бы и частично истребил те силы, которые могли бы ударить с востока в тыл основному десанту, при его прорыве через линию фронта.

Произнеся это, Бекетов настороженно взглянул на командующего обороной: не зарвался ли он со своими двумя отвлекающими десантами? Но контр-адмирал внимательно всмотрелся в то место, на которое указывал полковник, и затем перевел взгляд на Аджалыкский лиман, на западном берегу которого должен высаживаться полк.

– Хорошо, если бы так – сразу два отвлекающих десанта, морской и воздушный. Получая сообщения о них, ни один румынский штабист не решится предположить, что последует еще и третий, основной, в самую сердцевину их обороны. Но общий план военной операции составляют в штабе флота, а не здесь. И еще неизвестно, как на это посмотрят командующий флотом и его прижимистые штабисты. Так что тут многое зависит от вас, капитан первого ранга, – пристально взглянул он на Райчева.

– Буду убеждать, товарищ вице-адмирал.

– Для того и командируем вас в Севастополь. – Он взглянул на часы и вздохнул: времени, как всегда, было в обрез. – Во всяком случае, теперь у меня есть четкое видение операции, а значит, есть с чем предстать перед членами совета обороны.

40

Увидев комбата, моряки, столпившиеся было вокруг пленницы, тут же предпочли скрыться за выступом холма, возле нее же остались двое «лихановцев» и Злотник.

– Нет, вы видели эту внебрачную сестру Антонеску, товарищ майор? – не мог отказать себе в удовольствии почесать язык Мишка Минер. – Что-то ни на Бугаевке, ни на Пересыпи я таких не встречал.

– На Пересыпи я тоже мелюзги такой не помню, – огрызнулась пленница.

На вид женщине было лет тридцать пять. Рослая, широкоплечая, она принадлежала к той породе женщин, которую в здешних местах именуют «казачьей», и рядом с ней Мишка действительно казался мелюзгой. А еще при свете яркой луны комбат четко разглядел широкие, небрежно заправленные в сапоги штанины и туговатую для нее офицерскую портупею, пристроенную поверх расстегнутого румынского френча. В одной руке она держала пистолет, а под мышкой другой, с пальцем на курке – карабин. Завершали этот арсенал выглядывавшие из-за ремня плоский румынский штык и немецкая граната с длинной деревянной ручкой.

– Чтоб я так жил, диверсантка, – потянулся рукой к портупее женщины Злотник и тут же схлопотал рукоятью пистолета по кисти. – Надо бы попросить румын, шьобы еще парочку таких же прислали, для коллективности ощущений.

Гродов тут же приказал конвоирам «диверсантки» и Злотнику отправляться на свои позиции, а самой воительнице опустить оружие. И как только она неумело сунула пистолет в кобуру, а карабин забросила за плечо, строго повелел:

– Теперь можешь говорить: кто такая, с какого перепуга вооружилась и как думаешь жить дальше.

– Это вас Черным Комиссаром кличут? – ничуть не смягчила тон женщина.

– Есть и такие, что кличут «майором Гродовым», или просто «товарищем майором».

– Тогда все правильно: это вы. Мне Терезия Атаманчук о вас рассказывала, майор Гродов.

– Терезия?! Ты что, знакома с ней?

– Знакома, так уж случилось.

– Дивные дела твои, Господи! Никогда не знаешь, с кем имеешь дело.

– От румын тоже о вас слышала. Только так и звали – «Черный Комиссар». Да и сама я вспомнила вас, майор. Когда вас только-только назначили командиром батареи, то есть еще до войны, вы тогда еще капитаном были… Так вот, вы в совхоз к нам приезжали, в свое подшефное хозяйство.

– Случалось такое, приезжал.

– Я на ферме тогда возилась, может, поэтому и внимания на меня не обратили.

– Неужели не обратил? – Гродов прошелся взглядом по лицу, по фигуре женщины. Нет, припомнить ее не мог. «Хотя должен был бы» – назидательно молвил себе, а вслух произнес: – И правильно делал, что внимание не привлекал. Не хватало еще, чтобы ваш муж с вилами на меня бросался.

– Я же на вас не могла не обратить, – пропустила мимо ушей эту колкость «диверсантка». – Я ведь из офицерской семьи. Мой отец подполковником в финскую войну погиб, так что к военной форме привычная. Мать тоже из семьи военспеца, то есть бывшего царского офицера, согласившегося служить в Красной Армии. Поэтому-то и я замуж за военного собиралась.

– Военная косточка, традиции… Мне это понятно. Дочери знакомых мне офицеров тоже стремились выходить за военных. Их «гарнизонными дочерьми» называли…