Взводные предлагали расположиться на ночь в деревне, однако Зубов понимал, что разбросать роту по усадьбам – означает потерять управление ею. Поэтому в крайней к причалу усадьбе разрешил остаться только раненым и фельдшеру с санитаром, под охраной двух бойцов. Остальным санитарам приказал готовить под лазарет рыбачью хижину, расположенную почти в конце косы, посреди ивовой рощицы.
Выставив на северных окраинах села четыре заслона по три бойца в каждом, Зубов велел всем остальным до утра подготовить две линии окопов, используя при этом и пулеметные гнезда, оставленные румынами, в одном из которых моряки захватили немецкий пулемет с тремя полными колодками. Кроме того, он велел соединить окопом лабаз и рыбачий домик, превратив их таким образом в тыловой укрепленный пункт.
Едва десантники принялись за работу, как появился политрук Раскин, взявший на себя командование заслонами, и вместе с ним – восемь человек. Как выяснилось, пятеро из них были пленными красноармейцами, которых румыны задержали в плавнях и утром собирались переправить в соседний поселок, в комендатуру. Остальные же – два старика и парнишка, оказались из местных. Это они, сбив замок, освободили пленников из подвала жандармского участка. Трое пленных уже были вооружены подобранными возле убитых румынских солдат карабинами. Еще четверо – кто штыком, а кто топором или вилами.
– Сразу же должен предупредить, что мы пока что не освободители, а всего лишь десантники, – мрачно проговорил старший лейтенант, при свете «летучей мыши» осматривая представших перед ним красноармейцев.
– Да мы это уже поняли, – так же мрачно заверил его грозного вида старший сержант Курилов, еще недавно командовавший одним из полковых обозов. Ему уже явно было под шестьдесят, и одному Богу ведомо, как он оказался в действующей армии, причем при первой же мобилизации.
– И нам всего лишь приказано держаться, пока не поступит приказ отойти.
– Словом, оставили «стоять насмерть». Мы это уже поняли, – не меняя интонации в голосе, объяснил Курилов. – Когда немцы разбомбили наш обоз, а дорогу впереди перерезали румынские кавалеристы, мы ушли в плавни. Но, вместо того чтобы осваиваться там да партизанить понемногу, пытались вырваться в степь, чтобы к своим пробиться. Хотя умные люди предупреждали, что степью до своих не дойти. Далеко они, мол, где-то за Днепром.
– Так оно и есть, – признал старший лейтенант, – хотя получают местные жители сведения эти уже от врага.
– Главное, что правдивые, – мрачно парировал старший сержант. – Советовали уходить морем, на шлюпке какой-нибудь или на плоту. Да только среди нас никто ни разу за весло не брался. Плавающих – и то не нашлось. Словом, во время третьей степной прогулки уйти в плавни мы уже не успели; взяли нас, как соловушек неоперившихся.
– Но хоть какие-то места в плавнях себе «присмотрели»?
– Два островка, Русин и Утиный, да броды к ним. К слову, нам их парнишка этот, – подтолкнул он к старшему лейтенанту подростка, – Санек, показал. Знатный, должен доложить, рыбак и мореход.
– Только не мореход, а болотоход, – ворчливо огрызнулся парнишка. Но тут же словоохотливо объяснил: – Островки эти как раз со стороны Очакова. К ним подходит большая подводная коса. По ней румыны прямо сейчас могут пройти в плавни и почти окружить вас.
– Хорошо, мы займем эти островки, – пообещал Гродов. – А подойти хотя бы к одному из них боевой катер сумеет?
– Недалеко от Русиного, – перебивая друг друга, объяснили старики, – за четырьмя ивами, сохранился причал, к которому когда-то приставали рыбацкие баркасы. Так вот туда катер вполне подойти может. Как по каналу.
– Да и баркас там один до сих пор стоит, – уточнил Санек. – Правда, корма у него почти совсем разбита, однако же на плаву. А еще там есть куски порванной сети, так что можно связать плот из веток и камыша. Сам когда-то вязал такой, умею.
Едва он произнес это, как с востока, со стороны Очакова, залпом ударила минометная батарея. Снаряды легли между окраиной деревни и лабазом. Но даже этот пристрелочный залп свидетельствовал: румынским минометчикам известно, куда следует наносить основной удар. Зубов тут же связался по рации с «морскими охотниками». Оттуда ответили: «Засекаем. Сейчас будем усмирять».
После непродолжительной дуэли румынская батарея умолка, но по полевому телефону, который связывал штаб десанта с дозором на восточной окраине села, доложили: замечена автоколонна с живой силой. Солдаты спешиваются в степи, приблизительно в полутора километрах от крайней усадьбы, и накапливаются в долине для атаки.
– Что ж, – ответил Зубов, – лучше пусть они копошатся здесь, чем будут досаждать основному десанту.
Довооружив группу Курилова и пополнив ее четырьмя десантниками, он отправил ее на островки, которыми завершалась подводная коса, и приказал: «Замаскироваться, затаиться. А днем, в перерывах между стычками с врагом, обязательно связать плот». При этом он попросил стариков сразу же вернуться в деревню, а подростка – показать брод и тут же оставить группу. Однако все трое лишь удивленно переглянулись, словно бы не могли понять, с чего это вдруг офицер прогоняет их, взяли трофейные карабины и патронташи и пошли вслед за старшим сержантом.
– Ты вот что, старшой, – посоветовал Курилов уже из-за порога. – Ты здесь особо не окапывайся. Точнее, траншеи, в виде второй линии, пусть остаются, но залегать в них не торопись, а введи своих морячков в ту часть деревни, которая сюда, к плавням, подступает. Там семь или восемь усадеб, жителей в которых почти не осталось. Если же кто остался, тех попроси уйти. И держи оборону по этим усадьбам. Они на взгорье, там оборону знатно держать.
– Да ты, оказывается, великий тактик, сержант.
– Так ведь война эта для меня не первая, повоюй с мое, тогда и поговорим.
– Не получится, эта война будет последней.
– Кто тебе сказал такое, старшой? Сколько мы, человеки, существуем на этом свете, столько и воюем. И дальше воевать будем. А что касается позиций… Сюда, в окопы, отойдешь, когда уже силы таять станут. Заслон, ясное дело, здесь оставь, но основную оборону там держи – каменные стены, постройки всякие, подвалы. Даже танками, ежели что, в тех местах румын не разгуляется.
– Но и там двумя взводами своими, которые могу противопоставить противнику, долго не продержимся.
– Зачем долго? Больше двух атак до обеденной поры румыны не организуют. В любом случае после третьей атаки отводи десантников в плавни. Я же своих бойцов к тому времени по ивам да островкам рассажу, так что прикроем. Пять-шесть стрелков, которые начинают стрелять неизвестно откуда – и всякий, кто попадает в плавни, тут же впадает в страх. Не просто так говорю, проверено…
На рассвете, осмотрев плато, на котором находились восемь приморских усадеб, Зубов понял, что старший сержант был прав. Если бы он со своими двумя взводами эту возвышенность не оседлал, противник мог бы оттеснить десант в плавни во время первой же атаки. А бросили в эту атаку румыны не менее батальона.