– Вы и без этого меня просто задарили. Пусть Рианнон оставит этот браслет себе. Браслет, который я ей подарила, она успела потерять.
– Какой браслет? – насторожилась Рианнонова мама. – Я не знала, что ты подарила Рианнон браслет.
– Да какой браслет, так, фенечка из старых ниток, – вставила Рианнон. – Слушай, я правда могу оставить этот браслет себе?
– Да, – коротко ответила я.
Я больше не желала иметь с Рианнон никаких дел. Мне было наплевать даже на то, что ей, судя по всему, никогда не нравилась моя фенечка, над которой я корпела несколько часов, выбирая нитки любимых цветов Рианнон – розовые, голубые и пурпурные, – и скрепила концы готового браслета-фенечки застежкой в виде маленького серебряного сердечка. А розовый браслет… Зачем тебе браслет, если человек, который его подарил, перестал быть твоим другом?
Не успев войти в кафе, я уже знала, что случилось что-то странное. Новых посетителей у нас не было, но все постоянные – Билли Щепка, Старый Рон и мисс Дэвис – были на месте и, что удивительно, сидели за одним столом. И пили не чай, а что-то прозрачное, с пузырьками, налитое в тонкие изящные бокалы из пузатой зеленой бутылки. Шампанское!
Папа тоже держал в руке бокал. Увидев меня, он приветственно поднял его вверх, отпил глоточек и только после этого рассмотрел, во что я одета.
– Ой, Флосс! Что сделала с тобой эта женщина! Ну подойди ко мне, моя милая, и выпей первый в своей жизни глоточек шампанского.
– А что мы празднуем, пап? – спросила я.
– Сегодня у нас праздник в честь нашего дорогого старины Билла, – ответил папа, салютуя своим бокалом Билли Щепке.
– У вас сегодня день рождения, мистер Щепка? – спросила я, делая маленький глоточек из папиного бокала. Пузырьки от шампанского защекотали у меня в носу, и я невольно хихикнула.
– Нельзя давать спиртное ребенку, – сказала мисс Дэвис. – Смотрите, она уже пьяная!
– Проснулась, старая курица, – пробурчал Старый Рон. – Лучше бы сама хоть раз хорошенько надралась.
– Это не мой день рождения, милая, но почти, почти, – сказал Билли Щепка. – Видишь ли, я поставил на Третью Удачу в забеге в четыре тридцать в Донкастере. Она считалась записным аутсайдером, ставки на нее принимали пятьдесят к одному. И что ты думаешь? У моей дорогой лошадки словно крылья выросли! Она обошла всех-всех и пришла к финишу первой!
– Здо́рово! – воскликнула я, хлопая в ладоши. – Пап, а ты тоже на нее поставил?
– Увы, на это мне ума не хватило, – покачал головой папа. – Но все равно я очень рад за Билли и благодарен судьбе.
– А я благодарен тебе, малышка Флосси. Я куплю большую куклу, или плюшевого медведя, или еще какой-нибудь подарок на твой день рождения и немного помогу твоему папе распутаться с его делами.
– Мистер Щепка собирается оказать нам большую любезность, Флосс, – сказал папа, прихлебывая шампанское. Он снял с меня кепку и взъерошил мои примятые волосы. – Слушай, Флосс! Можешь считать меня древним динозавром, но мне ужасно не нравится этот твой новый наряд.
– Я его тоже ненавижу, пап. Я не хотела, чтобы она покупала его мне. Но не волнуйся, я его никогда-никогда больше не надену. Скажи, а что за любезность собрался оказать нам мистер Щепка?
– Ну, в целом ситуация с нашим кафе тебе известна… – начал папа.
– Ой, пап! Неужели мистер Щепка решил отдать тебе часть своего выигрыша, чтобы ты смог расплатиться с долгами? – вырвалось у меня.
– Нет конечно, Флосс! Мы слишком много задолжали. Боюсь, к утру понедельника нам придется съехать отсюда. Но теперь нам есть куда съезжать! И на следующие несколько недель у меня есть работа! – папа лучезарно улыбнулся Биллу Щепке. – Это так любезно с твоей стороны, Билли. Ты настоящий друг.
– Не стоит благодарности, Чарли. Будем считать, что это ты окажешь мне любезность, взявшись торговать в фургоне и присматривать за моей берлогой, пока я буду валять дурака и волочиться за женщинами. – Билли Щепка повернулся ко мне и пояснил: – Я лечу в Австралию, малышка Флосс. Решил потратить выигрыш на авиабилет, чтобы увидеться со своим мальчиком. Не могу больше ждать!
– Замечательно, правда, Флосс? Ты можешь полететь вместе с Билли, составите друг другу компанию.
– Я остаюсь с тобой, папа, – твердо заявила я, хотя внутри у меня все дрожало, словно студень.
– Нет, Флосс, тебе нельзя здесь оставаться, это полнейшее безумие, и мы оба это знаем.
– Значит, я сумасшедшая, – сказала я и скорчила дикую гримасу. Все фыркнули, а папа только покачал головой. – Значит, ты будешь теперь работать в фургоне мистера Щепки и жарить там картошку?
– Так точно, милая.
– А жить мы будем… тоже в этом фургоне? – спросила я. Мне хотелось задать этот вопрос как можно небрежнее, но голос подвел меня и сорвался.
Папа неожиданно рассмеялся. Билли Щепка тоже захохотал, у него даже покраснело лицо. Обычно оно всегда белое, как очищенная картофелина. Старый Рон буквально ревел, захлебываясь от смеха. Даже мисс Дэвис пищала и кудахтала точь-в-точь как ее пернатые друзья.
– Жить в фургоне несколько тесновато, дорогая моя, – сказал, отсмеявшись, Билли Щепка. – Не думаю, что туда можно запихнуть даже твою кроватку. Нет, вы с папой будете жить в моем доме. Будете сторожить его, а заодно кормить моих кошек. Твой папа говорил, что ты любишь кошек. Это верно, Флосси?
– Да, очень люблю, – заверила я и грустно добавила: – Особенно тощих и черных.
Сделать еще глоток шампанского папа мне не разрешил, вместо этого налил стакан лимонада, чтобы я могла сидеть за столом вместе со всеми.
– Что-то я проголодался – от волнения, должно быть, – сказал Билли Щепка. – Как насчет твоих бутербродов с картошкой, Чарли?
– Бутерброды за счет заведения, – ответил папа и обратился ко мне: – Пойдем, малышка Флосс, будешь моей главной помощницей.
Когда мы пришли на кухню, папа поставил жариться картошку, а потом присел на корточки так, что наши лица оказались на одном уровне, и обхватил мое лицо своими ладонями.
– Ты всерьез собираешься остаться со мной, моя милая? – спросил он. – Если честно, я думаю, что тебе лучше всего вернуться сейчас к маме. Билли предложил нам отличный выход из положения, но это же только на месяц. Правда, он сказал, что мы сможем жить у него и после того, как он вернется, но, по-моему, ему не очень-то этого хочется. Я никогда не был у Билли дома, но не думаю, что он очень большой.
– По-любому он больше, чем картонный ящик, пап, – сказала я. – Я остаюсь.
Папа рассмеялся, но в глазах у него стояли слезы.
– Ты потрясающая девочка, Флосс, – сказал он. – Хорошо, придется заново упаковать все твои игрушки. И качели с собой возьмем – надеюсь, в саду у Билли найдется местечко, чтобы повесть их, хотя обещать этого не могу. Так что на всякий случай беги и покачайся немного, а когда картошка пожарится, я тебя позову.