Book.

Нам было очень весело, но все-таки я волновалась за тот беспорядок, который мы устроили, особенно за кусочки глины, которые размазались по всему паркету. Однако когда мама Сьюзен заглянула посмотреть, чем мы заняты, она пришла в восторг от нашей страны и сказала, что ее необходимо сфотографировать. И она сфотографировала нас со Сьюзен, стоящих в обнимку на фоне нашей страны, и обещала, что передаст мне копии всех снимков.

Потом мы отправились на кухню смотреть, как мама Сьюзен будет готовить ланч.

– Я, конечно, не такой искусный повар, как твой папа, Флосс, – сказала миссис Поттс. – Сьюзен была в восторге от его сэндвичей с картошкой.

– Бутербродов, мам, – поправила ее Сьюзен.

– Да, мой папа славится своими бутербродами, – сказала я и начала, не подумав, рассказывать о нашем кафе, а потом резко замолчала. Мне стало ужасно жаль, что нашего кафе больше нет. Ведь оно было моим родным домом с того дня, когда я появилась на свет.

Они не просто закрыли его. Когда папа вез меня мимо него в школу, мы видели, как кто-то снимает вывеску «Кафе … арли». А еще там были рабочие, они как раз обдирали нашу кухню, выбрасывали из нее все подряд. У меня было чувство, будто они обдирают не кухню, а все мои самые счастливые воспоминания. Я ничего не сказала папе, папа ничего не сказал мне, но на следующий день мы поехали в школу объездным путем.

Мама Сьюзен заметила, как я погрустнела, и спросила:

– Девочки, не хотите ли мне помочь? Флосс, ты готовила когда-нибудь?

– Я варила с мамой тянучки, делала воздушную кукурузу и пекла шоколадный бисквит, – ответила я. На слове «мама» мой голос печально дрогнул, а сама я выглядела, очевидно, еще печальнее, потому что миссис Поттс обняла меня.

– Сомневаюсь, что ты когда-нибудь пекла хлеб, – сказала она.

Печь самим хлеб оказалось увлекательнейшим занятием! Сначала я разводила дрожжи, а миссис Поттс тем временем объясняла, как они действуют. Потом Сьюзен помогла мне точно отмерить муку. Но интереснее всего было месить тесто. Я залезала в него по локоть, а когда вытаскивала руки, то казалось, что на них надеты длинные толстые белые перчатки.

Я замесила одну буханку, Сьюзен другую. Миссис Поттс поставила их в духовку, и вскоре по всей кухне разлился божественный аромат свежеиспеченного хлеба. Когда буханки достали из печи, они и на вид оказались превосходными – пышные, с золотисто-коричневой хрустящей корочкой. Одна буханка поднялась чуть-чуть выше над краем формы и сама была чуть более блестящей и золотистой. Сьюзен и миссис Поттс сказали, что это моя буханка. Я охотно им поверила.

– У тебя просто настоящий талант пекаря, Флосс, – сказала миссис Поттс. – В следующий раз, когда ты придешь, мы попробуем с тобой испечь роллы.

– Если бы у нас по-прежнему было кафе, я могла бы печь роллы для папиной жареной картошки и мы с ним на пару делали бы замечательные бутерброды, – сказала я.

Сделать это в прицепе Билли было невозможно, просто места не хватило бы. Да и чипсы у папы все равно получались там не такими, как в кафе, хотя он использовал тот же сорт картошки и тот же жир. Дело в том, что фритюрница у Билли была очень уж старой и непредсказуемой. Она то моментально пережигала картошку чуть ли не в угольки, то целую вечность оставляла ее сырой, похожей на плавающую в море жира белую рыбу.

Папа старался изо всех сил, но гордиться своей работой не мог. Не слишком нравилось ему также готовить бургеры и сосиски, хотя при этом на их качество никто из посетителей не жаловался. Большим парням, которые толпами вываливались из пивных, хотелось просто съесть чего-нибудь горячего и острого, не вникая в тонкости. Тем более что они все равно покрывали любую еду толстым слоем кроваво-красного кетчупа или ярко-желтой горчицы.

– Папа говорит, что теперь его бутерброды стали уже не те, – грустно сказала я.

– Ничего, те его бутерброды я буду помнить всегда как свое самое возвышенное кулинарное восприятие, – сказала Сьюзен.

Я ни слова не поняла из того, что сказала Сьюзен, но догадалась, что она имеет в виду, и благодарно улыбнулась ей.

За ланчем мы ели испеченный нами хлеб с сыром, помидорами и салатом, а на десерт был греческий йогурт с медом. Мама Сьюзен объясняла нам все-все о протеинах, углеводах и витаминах, а мистер Поттс рассказывал о Греции и о том, как пчелы делают мед.

Я пыталась, подражая Сьюзен, задавать умные вопросы, но закончилось это тем, что у меня началась икота.

Миссис Поттс тут же объяснила, в какой маленькой штучке внутри меня произошел спазм и почему. Папа Сьюзен рассказал нам об одном несчастном шотландце, который икал без остановки целых два года. Я начала беспокоиться, не стану ли еще более несчастной английской девочкой, чем тот шотландец, и не придется ли мне теперь безостановочно икать до конца жизни, но тут Сьюзен неожиданно наклонилась ко мне через стол и завопила:

– Бууу!!!

Я подскочила от неожиданности.

– Ну вот, готова спорить, что ты больше не будешь икать, – сказала Сьюзен. И оказалась права.

Потом мы с удовольствием вернулись бы в комнату Сьюзен и поиграли еще, но мистер и миссис Поттс сказали, что мы все вместе едем на прогулку. Они повезли нас во дворец Хэмптон-Корт, потому что в нем когда-то жил король Генрих Восьмой, а мы со Сьюзен как раз проходили по истории эпоху правления Тюдоров.

У Генриха Восьмого было шесть жен. Папа Сьюзен перечислил нам их имена и рассказал о том, что случилось с каждой из них. Со своей первой женой, Екатериной, Генрих развелся. Мой папа тоже развелся с моей мамой. Я представила, каково папе было бы выдержать после этого еще пять жен.

Внутри дворца Хэмптон-Корт были актеры, одетые в костюмы елизаветинской эпохи. Они разговаривали с посетителями, и им можно было задавать любые вопросы. Сьюзен интересовалась тем, как тогда рубили головы, какой религии придерживались в то время и какая тогда была музыка. Мистер и миссис Поттс старались не подавать виду, но я заметила, что они сияют от гордости за Сьюзен.

– Ты тоже можешь задать вопрос, Флосс, – шепнула мне миссис Поттс.

Но я никак не могла придумать, что бы мне спросить такое умное.

– Давай, дорогая, не стесняйся, – сказал мистер Поттс.

Кончилось тем, что я спросила одну леди о том, почему ее юбка все время остается раздутой.

– Это называется «фижмы», Флосс, – прошипел мистер Поттс.

Я подумала, что он испугался, что меня тоже примут за его дочь. Но леди не сочла мой вопрос таким уж глупым. Она задрала юбки, и я увидела под ними странную конструкцию из колец.

Мы прошлись по всему дворцу, и по дороге мистер и миссис Поттс рассказали нам уйму всяких вещей про Тюдоров. Сьюзен млела от восторга, а меня тянуло зевать, слишком уж все это было утомительно. Зевала я с закрытым ртом, разумеется, но от этого у меня на глаза наворачивались слезы. Вероятно, миссис Поттс решила, что я плачу. Она обняла меня за плечи и сказала: