– О, я знаю, что тебе понравится, Флосси. Тюдоровская кухня! Пойдемте посмотрим.
Кухня действительно оказалась интересным местом, но, если честно, мне хотелось бы послоняться по ней только вдвоем со Сьюзен.
Больше всего мне понравился лабиринт перед Хэмптон-Кортом. Папа Сьюзен рассказал нам историю об одном монстре, которого звали Минотавр, и, войдя в лабиринт, мы со Сьюзен стали изображать, что убегаем от этого Минотавра. Мы с криками «Минотавр! Минотавр!» неслись по узким дорожкам между высокими живыми изгородями, но каждый раз утыкались в тупик и должны были поворачивать назад. При этом мы играли, будто проскальзываем между когтистыми лапами чудовища или перепрыгиваем через его покрытую чешуей спину.
Мистер Поттс сказал, что мы неправильно поняли легенду о Минотавре, и принялся было рассказывать нам ее заново, но миссис Поттс рассмеялась и сказала ему, чтобы он успокоился.
– Пусть девочки просто повеселятся немного, – сказала она и взяла Сьюзен за руку.
– Ой, нам ужасно, ужасно, ужасно весело! – крикнула Сьюзен. Щеки у нее раскраснелись от бега, глаза сияли за маленькими стеклышками очков.
Мистер Поттс улыбнулся, взял ее за другую руку, и Сьюзен запрыгала между своими мамой и папой. А у меня подкатил комок к горлу и сильно забилось сердце. Я отдала бы все на свете за то, чтобы так же вот скакать, держа за руку свою маму и своего папу, за то, чтобы мы снова были одной семьей.
Затем Сьюзен освободилась от родителей и взяла за руку меня, и мы снова побежали и неожиданно, без всяких усилий, оказались вдруг в центре лабиринта и затанцевали от радости.
Мама позвонила в воскресенье утром. Ей хотелось знать все подробности насчет нашего кафе и вообще о том, что происходит. А я не знала, что ей ответить, и вместо этого принялась рассказывать о Сьюзен. Мне удалось на время отвлечь маму от опасной темы, а потом она сама начала рассказывать мне, как они ходили в рыбный ресторанчик на берегу океана.
– Готова спорить, что жареная картошка там была хуже, чем у папы, – сказала я.
– Там не подают такую простую еду, как жареная картошка, Флосс, – ответила мама. – Это очень дорогой элитный ресторан. Кстати о картошке. Там, в ресторане, за соседним столиком сидел старик – точная копия того странного старого чудака, который постоянно торчит в кафе у твоего отца. Ну знаешь, тот самый, у которого прицеп с чипсами. Конечно, это не мог быть именно он – что ему делать в модном ресторане на другом конце света, хотя старик смотрел на меня так, будто тоже меня узнал.
– Да, очень странная история, мам, – сказала я. – Но извини, мне пора в школу.
– Флосс, сегодня же воскресенье.
– Что? А, ну да. Я хотела сказать, что скоро к нам придет моя новая подруга, Сьюзен, и мне нужно готовиться к ее приходу. Пока, мам, я люблю тебя, – неловко пробормотала я и бросила трубку.
– Мама видела Билли! – сообщила я папе.
– О боже, надеюсь, он не сказал ей, что наше кафе закрывается, как ты думаешь? Ох, Флосс, мне так неловко, что я ставлю тебя в такое положение. Может быть, рассказать твоей маме всю правду? Но тогда она взбесится. – Папа обхватил свою голову ладонями. – Но еще больше она взбесится, когда вернется и обнаружит, что мы живем у Билли. Если мы до тех пор все еще останемся здесь.
– Нет, пап. С мамой мы как-нибудь все уладим, – поспешила ответить я. – Давай устроим себе сегодня счастливый выходной. Мы можем съездить куда-нибудь на твоем фургоне?
– Конечно, доченька. У нас будет счастливый, счастливый, счастливый выходной, – ответил папа.
Мы долго катались на фургоне. Папа заработал в прицепе Билли достаточно денег, чтобы заправить бензином полный бак. Мы выехали из Лондона и петляли по всем маленьким окрестным городкам и деревням, и каждый раз притормаживали, когда видели плакаты, или большие лужайки, или парки, или спортивные площадки.
Никто из нас не произнес слова «ярмарка», но мы оба знали, что мы на самом деле ищем.
Увы, найти «нашу» ярмарку нам не удалось. Не повезло.
Слегка уставшие, мы вернулись домой. Конечно, это не был наш дом, но папа старался как мог продлить наш праздник. Он купил пакет пончиков, мы цепляли их на вилки и ели перед старым электрическим камином в гостиной Билли. Пришли Лаки, Виски и Сода и развалились на старом ковре перед теплым камином. Лаки легла между Виски и Содой, и они принялись вылизывать ее, словно две приемные кошки-мамы. Лаки улыбалась и мурлыкала, ей очень нравилось находиться в центре внимания.
Вскоре все три кошки прикрыли глаза, опустили головы и задремали. Я тоже устала и хотела спать, но нужно было отправляться с папой на ночную смену в прицеп Билли. Я тщательно вымыла испачканные маслом и сахарной пудрой руки, потому что собиралась сегодня сшить еще кое-что из одежды для Эллерины и Димбла. Потом я наполнила полиэтиленовый пакет обрезками ткани, зубочистками и старыми носками для набивки. Скажу по секрету, я задумала сшить им настоящие тюдоровские костюмы, с фижмами и плоеными рюшами. Как все это сделать, я понятия не имела, но надеялась, что, когда начну, что-нибудь само придет в голову.
Мы с папой поехали к железнодорожной станции. Папа прикатил прицеп и начал готовиться к работе. Фритюрница у Билла, как я уже говорила, была с норовом. Она то перегревалась, то сама собой могла отключиться в следующую минуту. Папа возился с фритюрницей и отчаянно ее ругал.
– Ну как я могу приготовить что-нибудь мало-мальски стоящее на этой древней дурацкой железяке? – причитал он. – Да, Флосси, конечно, «Кафе Чарли» не ресторан «Ритц», но там я по крайней мере чувствовал себя уверенно. А на этом барахле только барахло и выходит.
Долгое время наша еда была никому не нужна, ни хорошая, ни барахляная. Вечером в субботу у нас был настоящий лом, папа жарил картошку не переставая, посвистывая, радуясь, что дела идут хорошо и мы сможем немного заработать для себя.
Но в это воскресенье была полная тишина. Папа вздыхал, нервничал, угрюмо тряс непослушную фритюрницу. Потом бросил это дело и присел рядом со мной. Свободного места в прицепе было очень мало, поэтому папа сидел неудобно, упираясь коленями в подбородок.
– Что это ты делаешь, солнышко? – спросил он, наблюдая за тем, как я наклеиваю на зубочистки кусочки белой ткани.
– Пытаюсь соорудить жесткий каркас – фижмы для елизаветинского платья для моей вязаной слонихи, – ответила я.
– Глупые я вопросы задаю, – моргнул папа и погладил меня по голове. – Ты прелестная девочка, Флосс. И, слава богу, легко приспосабливаешься ко всему. Ну ладно, пусть эта чертова фритюрница поработает еще с полчасика, и, если так и дальше пойдет, будем закрываться. Сегодня весь город словно вымер.
Не успел папа это сказать, как к прицепу подошла пара и принялась стучать монетками по прилавку, привлекая наше внимание. Потом подошла еще одна пара, потом стайка девушек, а следом группа хулиганистого вида парней…