– Ну я же и говорю – интуиция, – улыбнулся Нантвич. – Именно она.
– Я слишком хорошо его знаю, – буркнул Булгаков. – Он не преминет взглянуть на дело рук своих…
– Он бы желал взглянуть еще кое на что, по моему мнению.
– Вы о чем говорите? – вскинулся Булгаков.
– Не о чем, а о ком, – уточнил спецагент. – О вашей жене, разумеется.
– Что?! – воскликнул Сергей. – Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду – мертвых не вернуть, и надо позаботиться о живых, в частности, о вашей жене. Кстати, где она?
Сергей похолодел. Он оглянулся кругом – и Катрин не увидел.
– Действительно, – в голосе Глинского зазвучала тревога. – Где твоя жена?..
– Подай, красавица, калеке, благослови тебя Господь, – услышала она тихий голос. Катрин очнулась от охватившего ее полузабытья. Одноногий мужчина, в поношенном камуфляже, с испитым, заросшим щетиной и покрытым слоем грязи лицом, стоял перед ней, опираясь на два костыля.
– Что? – попятилась Катрин. – Что вам нужно?
– Подай, красавица, – проговорил он, дергая ее за рукав. – На хлеб и на водку.
Катрин вздохнула и полезла в сумку. Пока она рылась в ней в поисках кошелька, ловко ускользавшего от ее руки, калека топтался рядом, кое-как сохраняя равновесие. Наконец, кошелек был пойман, Катрин достала из него сто рублей и протянула инвалиду.
– Спасибо, красавица, – калека с неуклюжим поклоном взял из ее рук деньги.
– Кого похоронила?
– Друга, – еле слышно ответила Катрин, с трудом шевеля губами.
– Как его имя? За кого помолиться? – спросил он.
– За Антона, – ответила она и, подняв голову, встретилась с испытующе прищуренными светло-голубыми глазами инвалида, устремленными на нее в упор.
– Олег? – в ужасе прохрипела она, чувствуя, как подкосились ноги. – Ты что здесь делаешь? Зачем ты пришел? Ты с ума сошел!
– Обозналась, красавица, – усмехнулся калека, обнажив отличные зубы. – Помолюсь я за твоего друга, раба божия новопреставленного Антона, упокой, Господи, его душу…
И он похромал вдоль аллеи, удаляясь от Катрин со скоростью, невероятной для человека на костылях. Она в оцепенении смотрела ему вслед, а к ней уже бежали трое – Сергей, Джош и Виктор.
– Это он? – крикнул Сергей, она не ответила, но ее расширенные от страха зрачки сказали ему больше. Трое мужчин пронеслись мимо нее, но инвалида уже не было видно… Они искали его по близлежащим аллеям, пугая кладбищенских бомжей и нищих, заглядывая в старинные склепы, в те, которые оказывались открытыми, пока не наткнулись на пожилого бомжа на лавочке около заросшей могилы, с нескрываемым восторгом разглядывавшего пару новых костылей – нежданную добычу. Увидев явно воинственно настроенную троицу, он не на шутку струхнул и попытался смыться. Но от них разве смоешься…
– Эй! – крикнул Виктор. – Ну-ка, стой! А то хуже будет, – он крикнул так, что сомнений не оставалось – будет хуже.
Бомж торопливо отбросил костыли в сторону.
– Это не мое. Я это нашел. Вернее, подобрал. Мужики, дайте на водку.
Булгаков порылся в кармане и вытащил сотню:
– Дам, если скажешь, где костыли спер.
– Че сразу – спер? – возмутился бомж. – Их трехногий кинул.
– Что значит – трехногий? – разозлился Виктор.
– То и значит – типа одноногий, только фальшивый – костыли бросил, ногу отстегнул и подорвал – вон туда. В тачку прыгнул и утек…
– В какую тачку? – заорал Виктор. – Марка, номер?
– Да вы что, мужики, – заныл бомж. – Откуда мне знать. Я вот за костыли схватился. Хорошие, новые совсем… Повезло.
Джош что-то произнес по-английски. Виктор не сразу понял, и Нантвич повторил уже медленнее:
– Отпечатки надо снять…
– Без тебя б не доперли… – проворчал Глинский и схватился за костыль.
– Нет, мужики, мы так не договаривались, – бомжу был до слез жалко отдавать пару новых костылей – за так.
– Возьми, – протянул ему сотню Булгаков.
– Это че, за новые костылики – сотню? – возмутился бомж. – Не пойдет.
– Слышь, красавец, – Виктор полез во внутренний карман куртки за удостоверением. – Тебя сейчас упаковать или…
– Here you are [181] … – вдруг услышали они, и перед их изумленными глазами мелькнула зеленая купюра. Джош соблазнительно помахал ею перед носом бомжа, и Булгаков успел заметить на ней залысины президента Франклина. Бомж, не веря счастью, вцепился в сто баксов мертвой хваткой, отпустив костыли. Они упали на покрытую пожухлой листвой землю. Нантвич, руками в замшевых перчатках, поднял их и передал Глинскому.
– Спасибо, – буркнул Глинский. – А не жирно?..
Нантвич пробормотал что-то в ответ. Глинский понял его слова для себя следующим образом – это не он платит, а федеральное правительство вместе с американскими налогоплательщиками…
– Смешно, – хмыкнул Глинский. – Ладно, пойдем отсюда…
Они нашли Катрин у могильной ограды, совершенно окоченевшую, с белыми губами и с полным отчаяния взглядом.
– Это был он? – спросила она Булгакова, когда они втроем подошли к ней. Он коротко кивнул.
– Вы его не догнали, – Катрин всего-навсего констатировала факт, но почему-то Сергей почувствовал себя уязвленным.
– Как видишь, – отрубил он, но потом взял себя в руки. – Он сильно испугал тебя?
– Не знаю, – тихо ответила она.
– Что он тебе сказал? – спросил Виктор.
– Он попросил денег.
– Что?! – удивился Виктор. – Он просил у тебя деньги?
– На водку, – кивнула Катрин.
– Ясно, – до Глинского наконец дошло. – И все?
– Он обещал помолиться за Антона…
– Помолиться? – у Булгакова свело губы от ярости. – Урод…
– Сережа, – Катрин стала говорить еще тише. То, что она хотела сказать, было потенциально взрывоопасным. Ее услышал только Нантвич, стоявший совсем рядом, но поскольку она говорила по-русски, американец навряд ли что-то понял. Глинский же куда-то дематериализовался вместе со своей добычей – костылями.
– Сережа, – прошептала она робко. – А вы уверены… что это Рыков убил Антона? Да не смотри на меня так! Может, это неумышленное убийство?..
– Что? – Булгаков не поверил своим ушам. – Ты что такое говоришь?
– Может, это случайность? – она почти была готова заплакать. – Ну я не знаю… случайный выстрел?
– Совсем сбрендила, – Булгаков крепко схватил ее за локоть и потащил в сторону кладбищенских ворот, не соизволив ответить ей. Джош шел за ними, отставая на несколько шагов.