– Лодки, – проронила Катрин.
– Хотите покататься? – мгновенно отозвался Нантвич.
– Не знаю, – растерялась она. – Я не умею плавать. Вдруг лодка перевернется?
– Это совершенно безопасно, – заверил он. – Я отлично умею грести. В колледже я даже сплавлялся на каяке.
Нантвич с осторожностью помог ей перебраться в одну из лодок, сел на весла. Он действительно греб превосходно, казалось, не прикладывая ни малейших усилий. Неспешно вырулив на середину поблескивающего на солнце пруда, он поднял весла и посмотрел на Катрин, которая сидела на корме, подставив ярким весенним лучам лицо с неизменными темными очками на совершенном носу.
– Расскажите мне о себе, Катрин, – попросил он неожиданно.
– Рассказать о себе? – его просьба застала ее врасплох. – Что вас интересует?
– Что угодно. Все, что вы сочтете нужным рассказать. Пожалуйста.
– Вы же наверняка все обо мне знаете, – усмехнулась Катрин. – По роду вашей работы.
– Действительно, – кивнул он, – я много о вас знаю, но отнюдь не все. Есть вещи, которые не входят ни в одно досье.
– Вы сказали – досье? – она насторожилась.
– Катрин, – в его голосе зазвучал упрек, – конечно же, ваша подруга проинформировала вас, почему я здесь и чем занимаюсь.
Катрин не ответила ни да, ни нет, а только неопределенно повела плечами. Джон, тем не менее, продолжил, ничуть не смутившись ее показным равнодушием:
– Разумеется, изучая дело Рыкова, я сделал запрос в Москву. Мне прислали весьма подробный отчет, надо отдать должное местной уголовной полиции. И ваше имя там фигурировало в числе первых. Я знаю, через что вам пришлось пройти. Вчерашний обморок связан с теми событиями? Это как-то касается Рыкова?
– Касается, – еле слышно прошептала Катрин. – Его и меня. Вас, – она подчеркнула слово, – это не касается.
– Вы и он… – медленно произнес Нантвич. – А есть такое понятие – вы и он?..
– Замолчите!
Она решительно отвернулась от него. Он теперь не видел ее лица – только маленькое ухо со скромной золотой сережкой и уголок гневно сжатых губ – они свидетельствовали о ее настроении красноречивей слов.
– Я рассердил вас? – спокойно спросил Нантвич. – Простите, я меньше всего хотел вас обидеть…
Да что это с ней? Что ее так возмутило? Ведь по сути, он прав. Нет, и не может быть такого понятия – она и Рыков.
– Нет, Джош, это вы меня простите. Вы так внимательны ко мне, а я вам нагрубила.
– Переживу, – сухо отрезал он и после мгновенной паузы упрямо добавил. – Катрин, я настаиваю, расскажите мне о себе. И о нем. Вы же знаете, я здесь по его черную душу, чтоб ей гореть в преисподней…
– А если б он был жив? – Катрин посмотрела на него с вызовом. Он ответил ей таким же прямым взглядом.
– Тогда я б отправил это чудовище в Штаты, и там бы его приговорили к смертной казни, – жестко ответил Нантвич. – За убийство первой степени.
Катрин содрогнулась. Перед глазами ясно нарисовалась картина – тело болтается в петле, с мешком на голове и в тюремной робе. Она побледнела. Может и лучше, что он погиб от руки друга, пусть и бывшего…
– Вы побледнели, – заметил Джош. – Вы себе это представили?
Она молчала некоторое время, а потом заговорила, не отрывая глаз от водной глади:
– Нас было шестеро друзей: пятеро парней и я. Анна попала к нам гораздо позже, а до нее в течение десяти лет я была центром этой маленькой компании, и, надо вам сказать, у меня не всегда получалось с ними справляться. Один из них, Андрей Орлов, мой парень, отчаянно ревновал меня к остальным по любому поводу. А когда повода не было, он его успешно придумывал сам. И так пятнадцать лет!
– Вы это терпели пятнадцать лет? – Нантвич был поражен. – Вы так его любили?
– Да, – грустно ответила Катрин, вспоминая Орлова – свою первую любовь. В какой момент ее любовь прошла? И сама ли прошла? Или он убил это светлое чувство собственными руками, когда так жестоко поступил с ней на вечеринке у Антона? А может, это случилось гораздо раньше, когда их нежное чувство трепала яростная ревность и раздирали подлые подозрения?
– Уверен, вам досталось от него, – в светло-карих глазах Джоша Катрин увидела неподдельное сочувствие. – Но вы все же продолжаете с ним видеться?
Она искренне удивилась:
– Нет, зачем? Я вышла замуж за человека, которого люблю, и который любит меня. Зачем ворошить прошлое?
– А ваш Орлов?..
– Во-первых, он уже не мой, – насупилась Катрин. – А во-вторых, почему он вас интересует? Занимайтесь… вашим Рыковым.
– Катрин, вы серьезно? – прищурился Джош. – Эти двое дружили с самого детства. И девушка, которую мистер Рыков зверски убил в Пенсильвании, была подружкой Андрея Орлова. Вы знаете об этом, не отпирайтесь.
– Откуда вам известно, что я об этом знаю? – поджала губы Катрин.
Джош с усмешкой молчал.
– Ну да, знаю. Рыков сам упомянул о ней, но как-то вскользь, как об эпизоде. А позже…
– А позже – полиция?
– Да, – кивнула Катрин. – Один из полицейских.
Она помнила, как Виктор поведал ей и Сергею ту кровавую историю. Когда она слушала его, то едва верила в то, что речь идет об Олеге Рыкове – гордости их компании, от кого всегда веяло теплом и участием. Но потом память услужливо являла ей его холодный взгляд и безжалостные руки, и страшная правда убивала очевидностью.
– Полицейский? – удивился Джош. – А почему Орлов вам сам не рассказал?
– Мы не виделись после того, как Рыков был убит, – покачала головой Катрин.
– Он пытался со мной встретиться, но я отказалась.
– Почему? – снова спросил Нантвич.
– Что значит – почему? – устало вздохнула Катрин. – Я не могла и не хотела его видеть. То, что со мной произошло, по большому счету, случилось по его милости. Рыков сводил счеты с ним, мучая меня… Все его разговоры о любви – не более, чем предлог…
– Вы так думаете? – мягко откликнулся Джош. – Вы в этом уверены?
Что Катрин могла ответить? Когда она вспоминала яростные признания Рыкова, у нее сдавливало болью виски, и она переставала мыслить здраво. Она ничего не думала, и ни в чем не была уверена. Но откровенно признаться в этом почти незнакомому человеку – даже такому притягательному – или тем более, такому притягательному – было невозможно. Что он о ней подумает?
Нантвич тем временем достал из внутреннего кармана куртки плоскую флягу, обтянутую серой кожей, открутил крышку и, приложив к губам, сделал несколько глотков. Закрыв глаза, подождал несколько мгновений, а потом протянул Катрин.
– Хотите? – спросил он. – Это коньяк.