А не хотелось бы.
Ни к чему.
С другой стороны, коли Дорошенко разобьют… вот тут могут казаки и под руку русского царя встать. Тут им прямо сам Бог велел Степана кликнуть гетманом и защиты просить. А то как же?
Круль польский такой наглости не простит — идти его воевать. И с ответным визитом явиться может.
Так что все зависело от поляков.
Степан же объехал всех, кого мог, закинул все крючки… К тому ж многим не понравилось и что Дорошенко под турок перейти решил, а особенно гетману Запорожской Сечи Ивану Сирко…
Теперь оставалось только ждать — и думать о своей Татьяне.
А что?
Любить — так королевну!
И надобно Алексею Алексеевичу отписать.
Все теперь от него зависит.
* * *
Поль Мелье принял у служанки чашечку горячего кофе. Коснулся ее края губами, втянул ноздрями горьковатый запах.
Конечно, не вино, но во всем городе, во всем Азове и капли никому не нальют.
Ромодановский запретил, а то как же! Двадцать тысяч пьяных мужиков — это страшно. Да еще десять тысяч по степи сейчас гуляют. А еще ведь и пленные есть.
Вот, как эта служанка.
Баб боярин не запрещал, понимал, что к чему. А вот вино — нельзя.
Ему предстояла сложная задача.
Да, теперь он опять боцман, аккурат на той самой галере, на которой раньше веслами греб.
И ему надобно подобрать и гребцов, и команду, и оснастить ее…
А кому ж еще?
Капитан погиб тогда, да и вообще — откуда тут капитаны. А он все‑таки много чего умеет… чего уж там, частенько и вместо капитана курс считал, и по звездам шел. А что делать, коли капитан был хоть и графом, а тупым, как пробка. Купили ему эту должность — он и пользовался. А жить‑то хотелось, вот Поль и делал все что мог — сам.
Вроде как потихоньку народ подбирался. Да и русские оказались вовсе не так глупы. Зато работали они не за страх, а за совесть, гребли без ругательств и жалоб, потихоньку осваивали паруса…
Да и домой он тоже монет отправил, описал все, как есть — и один из секретарей боярина (про себя Поль, узнав, что один из титулов боярина 'князь', давно называл его принцем) обещал все переправить и сразу же сообщить, как ответ получат.
Но письма идут долго.
А сам Поль…
А что от него толку, коли в кармане — вша на аркане, а ему сразу же, обняв жену, придется в другой рейс идти? Лучше уж денег послать. Да потом и самому с заработком явиться. Куда как лучше…
А чем бы сегодня заняться?
Вчера он только вернулся, дней пять они ходили по заливу, приноравливаясь и к галере, и друг к другу, а потому… законный отдых на два дня у него был.
Так чем бы заняться?
Погулять по городу?
Но пить‑то нельзя.
А что если сходить в хамам? Бани здесь были, турки знали толк в роскоши. Там же и девки теперь есть… Поль почувствовал, как под штанами напряглась плоть.
На служанку он не посягал — не стоит гадить, где живешь. А вот в баню…
Сходить?
Русские, конечно, дикий народ, всякому известно, что частое мытье способствует заболеваниям. А они почитай каждую неделю в этих банях плещутся. Да и платяных зверей стараются не допускать, а когда он, как привык, облился дорогой ароматизированной водой (из‑под полы достал, за жуткие деньги), начала чихать почитай, что вся галера.
Дикари, одно слово.
Но чесаться как‑то тоже…
Сходить, что ли?
Поль решительно допил кофе и направился в хамам.
Святой отец дома, конечно, говорил, что мытье — грех, но Поль ему потом честь по чести исповедуется. А пока…
Бог с ним, с грехом, но какие там женщины!
* * *
Татарин по имени Рашид ехал по польской земле.
Не один ехал, с пятью десятками своих товарищей. Им надобно было продовольствия найти, фураж для коней, ну и себя не забыть. А то как же!
Кто для чего пришел, а им и рабы надобны. И золото… а вот и деревенька стоит.
Небольшая, на пару десятков дворов, но явно жилая.
Люди работают, дымок из печных труб над крышами вьется…
Рашид поднял руку.
Сейчас, по его команде, всадники ринутся вперед, с холма. Ударят, кое‑кто уже отцеплял от седла и раскручивал арканы…
И правильно.
Чего убивать глупых рабов? Их надо будет увести с собой.
А еще они позабавятся. Наверняка в деревне есть женщины, к тому же можно и поиграть — выбрать пару — тройку людей и пусть бегут, а они будут ловить и расстреливать…
Или кого‑нибудь на кол посадить!
Почему нет? Эти твари, не знающие Аллаха, так смешно дохнут… собственно, это почти что двуногий скот! А значит пусть выполняет свое скотское предназначение!
Рашид махнул рукой.
Отряд сорвался с холма и помчался по полю прямо к крестьянам. Но… почему они так спокойны?
Что происходит?!
Почему никто не бежит, не прячется… не…
Додумать Рашид уже не успел. Татары мчались на крестьян, рассыпаясь кольцом, для охвата большей площади. И это поле…
Конь под Рашидом споткнулся — и упал на колени, а храбрый татарин перелетел через его голову и грянулся о землю, что есть дури. И не он один.
Рядом так же падали кони, люди… образовалась безобразная свалка.
А рядом с тупыми крестьянами в поле поднялись несколько лучников — и татар накрыло градом стрел.
Рашид так и не узнал, что произошло. Падение оказалось для него фатальным — и он сломал себе шею. А вот выжившие татары узнали.
Пан Володыевский совершенно не собирался позволять всякой нечисти шляться по польской земле, разорять деревни и угонять людей в рабство. Вот еще не хватало!
Идея у него была проста.
Наделать ловушек из разряда самых простеньких.
Бревна, подвешенные в лесу, волчьи ямы, выкопанные на таких вот особенно удобных для нападения местах, вкопанные в землю острые колышки длиной с пару ладоней, ну и конечно, разведка. Почтовые голуби летают куда как быстрее татар, а направить к ним комитет по встрече, не пожалев стрел вместо цветов….
Да и сами крестьяне в рабство не хотели, а потому кто снимался с насиженных мест и уходил, а кто и оставался. И были это не люди — кремни! Саблей чиркнешь — искру выбьешь!
Партизанское движение набирало обороты.
Двух часов не прошло, как убитые татары были раздеты догола, отвезены на телегах и сброшены в карстовый разлом — благо, по округе таких хватало, лошади, которые уцелели — пойманы и поставлены в конюшни, а те лошади, которых не представлялось возможным вылечить — просто зарезаны и разделаны на мясо, которое тут же подвесили коптиться.