Мерзкий негодяй!
– Она клянется мне, что между ними все кончено, – продолжал Чарли. – Я ей верю. Она не хочет разбивать семью.
Джемма молчала. Мысленно она давала Дэну хорошего пинка.
– Слушай, давай я допрошу ее с пристрастием, – предложил Чарли.
– Думаю, не стоит…
– Может, тебе от этого будет лучше? Она сильно расстроилась из-за всей этой истории.
– Она расстроилась! Подумать только!
– Бог ты мой! – Чарли воздел ладони к потолку. – Я все понимаю. Но эту кашу заварил сам Дэн. Он мне, кстати, сразу не понравился.
– Правда? – живо спросила Джемма.
– Правда. Самоуверенный хлыщ.
– Так ты уверен, что все кончено?
– Уверен.
– Точно уверен?
– Точно. Слушай. Вся эта история никак не должна сказаться на наших с тобой отношениях.
– Не должна.
Хотя Иисус, Мария и Кэт очень бы этого хотели.
– Потому что, я думаю, у нас все должно быть хорошо, – сказал он, взялся за лямки ее рюкзака и покачал туда-сюда.
– Ты так думаешь? – В ней опять зашевелилось карамельно-сладкое чувство.
– Ну да. Я думаю, мы могли бы ездить в разные места. В Норд-Хед, например. И ехать надо прямо сейчас, не откладывая.
– Тогда поехали.
– Вот и отлично! – Чарли пошел было за шлемами, но вдруг снова обернулся к Джемме. – Я хотел спросить…
– Да?
– Андж сказала, что видела вас троих около своего дома. Вы же не собираетесь ее выслеживать?
Джемма почувствовала, как у нее запылали мочки ушей.
– Это всего один раз было…
– Хорошо. Она ведь моя младшая сестра. Даже когда глупости делает, все равно…
– Ну… да.
Но обида все равно кольнула.
Для поездки в Норд-Хед она влезла в джинсы Чарли. Когда они останавливались на красный, он всякий раз тянул руку назад и поглаживал ее ногу. Она прижималась к нему, и их шлемы романтично постукивали друг о друга. В заполненном людьми Норд-Хеде они еле нашли место, чтобы расстелить свой коврик, и, радуясь, смотрели, как по океану, точно по шоссе, туда-сюда носятся яхты и сверкают на солнце паруса.
– Лучше и быть не может, правда? – обратился к ним сосед справа.
– Нет, может, – задумчиво отозвалась Джемма.
– Ты прав – не может, – перебил ее Чарли и, точно старший брат, прикрыл рукой ее рот.
Она всегда мечтала – даже немного переходя границы приличия – о старшем брате, который бы любил, защищал и учил ее.
Когда яхты скрылись за горизонтом, они отправились на Шелли-Бич – поплавать с масками и трубками. От жары в воздухе стояло марево, а вода была серовато-зеленоватая. Они видели стаи стремительных блестящих крохотных рыбок и медлительных гигантов – морских окуней, которые то прятались в каменных расщелинах, то таинственно появлялись из них. Ритмичные движения ног Чарли, обутых в ласты, создавали целые облака блестящих пузырьков, и Джемма, глядя на них, думала: «Вот сейчас я счастлива, совершенно счастлива». Она почувствовала его прикосновение, обернулась и подплыла поближе. Чарли вынул изо рта загубник и показал куда-то вниз; лицо его за маской было радостное, как у десятилетнего мальчишки. «Скат, да какой огромный!» Он сказал это, сунул загубник обратно в рот и нырнул поглубже, чтобы хорошенько разглядеть морского жителя. Джемма поплыла за ним и наглоталась соленой воды, пока следила за действительно гигантским созданием, неторопливо проплывавшим над песчаным дном.
Потом, когда они делали банановый смузи в прохладной кухне Чарли, она спросила:
– Ты всегда жил в Австралии?
– В двадцать лет я год прожил в Италии, с мамиными родственниками. – Он положил в блендер мороженое. – Они все родом из маленькой горной деревни на восточном побережье. Я когда-нибудь тебя туда свожу. Тетки будут кормить на убой, а двоюродные братья и сестры – веселить до упаду. Ха!
Вот всегда так – он рассуждал, как будто у них было общее будущее.
Джемма наблюдала, как он нажал кнопку на блендере. Облизнув губы, она почувствовала на них соль.
– Знаешь, что мне в тебе нравится? – неожиданно сказала она. – Ты как будто всегда на отдыхе. Вечный турист.
Когда Чарли одевался, он как будто впрыгивал в джинсы или шорты. Она не говорила ему этого. Не хотела, чтобы он застеснялся и перестал это делать.
– Это потому, что я с тобой. Это ты на меня так влияешь.
– Нет, не поэтому. Я уверена, ты всегда такой был. Родился таким. Пухлым хорошеньким малышом. Чарли, маленький…
– Я, наверное, тебя разочарую, но меня не всегда звали Чарли. По-настоящему меня зовут Карлуччо. Это мой друг Пол стал называть меня так. Я тебе о нем рассказывал?
Выражение его лица стало таким, что Джемма с содроганием подумала: «Ну вот, сейчас начнет делиться сокровенным…» Конечно, это было очень мило, вот только она имела отвратительное обыкновение: смеяться в самых неподходящих местах.
Она постаралась придать своему лицу серьезное выражение.
– Нет. Расскажи!
Чарли передал ей стакан с молочным коктейлем:
– Он жил через дорогу от нас. Я даже не помню, как и где мы познакомились. Мы все делали вместе. Знаешь, как это говорят – куда он, туда и я. На великах – вместе. Искать что-нибудь – вместе. Строить – вместе. Ну вот… А когда мне исполнилось пятнадцать лет, Пол умер.
– Боже! – Джемма чуть не выронила стакан из рук. – Какой ужас!
– Умер он ночью, от астмы. Когда мать нашла его, он так и сжимал в руке свой баллончик. Подростки плохо умеют справляться с горем. В день его похорон я кулаком пробил дырку в стене своей комнаты. Все костяшки разбил в кровь. Отец ничего не сказал – заделал дырку и похлопал по плечу.
– Чарли, милый… – Она подалась к нему, представляя себе убитого горем мальчишку.
– Нечего нюни разводить. Пей лучше свой коктейль. Так вот этот мой друг Пол… Он всегда и всему удивлялся. Я был спокойный как слон, меня трудно было расшевелить. А от него, бывало, только и слышишь: «Круто! Клево!» Увидит, например, какую-нибудь ящерицу с синим языком – и за ней на четвереньках, глаза горят, как у охотника за крокодилами, я виду не показываю, хотя в душе волнуюсь не меньше, чем он. Мне стало не хватать этого, когда он умер. И в один прекрасный день я решил: притворюсь, что я такой же, как Пол. Когда я видел хороший фильм или ловил огромную волну, то говорил себе: «Чарли, это так круто! Это так клево!» Как будто влезал в рубашку Пола. Сначала я просто подражал, а потом это стало вроде привычки. Так что это все из-за Пола. Он придумал мне имя. Он сделал меня таким, какой я есть.
– Хорошее имя. И ты хороший.