Все знают, что сексуальные фантазии – это совершенно нормально. Здорово. И даже необходимо!
Наверняка ведь Майкл фантазировал о Сандре Салли с Десятого канала. Лин часто замечала, как широко он улыбается, когда видит ее на экране, – она вела вечерний выпуск новостей.
Так что не в фантазиях было дело. У них недавно возобновилась половая жизнь. И что с того, что благодарить за это нужно Джоя и Сандру? И не в том дело, что они с Джоем теперь регулярно переписывались по электронной почте. Джой был счастливо женат. Он подробно и нудно писал о своей жене, о двух маленьких сыновьях. Шел даже разговор о том, что он может приехать по делам в Сидней.
Собственно говоря, предательство было вот в чем.
Как-то раз она написала Джою о своей «маленькой проблеме». Ее маленькой, секретной проблеме с автомобильными парковками.
Первый раз это случилось в торговом центре, когда она была с Мэдди, а потом повторилось еще дважды: когда она как-то опаздывала на совещание и ей нужно было срочно оставить машину и когда ездила за покупками в ближайший супермаркет. Оба раза это был сплошной ужас. Оба раза ей казалось: все, сейчас я точно умру!
Теперь она хитроумно избегала парковок, делая вид, что ей не составляет никакого труда пройти пешком два квартала, одной рукой толкая детскую прогулочную коляску, а в другой держа ноутбук. Она даже поймала себя на том, что отворачивается, если замечает по пути какую-нибудь парковку. «Что это там за реклама?» – думала она, как будто возвращаясь к своему нормальному, здоровому «я».
Хрупкая бабушка Леонард, мать Максин, была женщина нервная, или, как исключительно деликатно выражался Фрэнк, «с большим заскоком». В торговых центрах у нее перехватывало дыхание, кружилась голова, и чем старше она становилась, тем реже выбиралась из дому. Никто не произносил вслух словосочетания «боязнь открытых пространств», но именно оно носилось в воздухе всякий раз, когда разговор заходил о бабушке по материнской линии. «Она сказала, что на чай вечером все-таки не придет, – сухо говорила Максин. – Совсем чокнулась».
Лин подсчитала, что два года перед смертью бабушка вообще не выходила из дому.
Подобные заболевания передавались по наследству. А что, если ей, Лин, с детства предначертано в старости стать вот такой – «с большим заскоком»? Той самой, которую прокляла злая мачеха из сказки: «А вот эта пусть тронется!»
Следовало пресечь это сейчас же, на корню!
И сколько оказалось логических, разумных причин, по которым она решилась поделиться своей небольшой проблемой именно с бывшим бойфрендом, а не с кем-то другим из множества знакомых!
Начать хотя бы с того, что Джой – американец. Американцы в таких вопросах более открыты. Они очень любят рассуждать о всяких постыдных эмоциях. Они просто обожают самые дикие фобии! В Австралии ведь не существовало такого явления, как Опра.
На руку ей играла и профессия Джоя: он писал книжки по личностному росту и саморазвитию и говорил на языке, который большинство в окружении Лин сочло бы скучнейшим, то есть оперировал фактами, числами, инструкциями.
Ну и наконец, Джой почти вовсе ее не знал. Не знал он, например, что Лин задумывалась очень чувствительной и исключительно спокойной.
– Твое спокойствие какое-то особое, – однажды заметил Майкл, и она запомнила эти слова, особенно потому, что закончил он это предложение следующим образом: – А вот о твоих чокнутых сестрицах этого никак не скажешь!
Джой не знал, что Лин не имела права бояться. Все знали, какая чудесная у нее жизнь. У Кэт ведь она распадалась на куски, а у Джеммы вообще не складывалась.
Итак, совершенно резонно было обратиться к человеку, который жил на другой стороне земного шара, такому, который не станет дразнить, не станет насмехаться, не скажет разочарованно: «Как это не похоже на тебя, Лин!»
«Ты, случайно, не писал книги о парковкобоязни?» – спрашивала она Джоя, стараясь выражаться как можно сдержаннее и самокритичнее, без вздорной паники.
Она уперла локти в стол, положила голову на ладони и принялась смотреть, как по экрану ползет тонкая синяя полоса.
– Лин! Ты мой мобильник не видела? – крикнул ей Майкл.
Она взяла свой телефон и набрала его номер.
– Не ищи, дорогая! – Послышался топот ног. – Я слышу, где он звонит!
– Должна сказать, все эти странные создания меня просто достали! – призналась Максин, вместе с Лин украшая огромный торт в виде телепузика: завтра они должны были отмечать второй день рождения Мэдди.
– Джемма сказала, что ее стали мучить кошмары после того, как она посмотрела последние мультики Мэдди. – Лин положила палочку корицы на место улыбки и вдавила ее в ярко-желтую глазурь. – Страшные телепузики нападали на нее всю ночь.
– Какую чушь иногда порет этот ребенок! – заметила Максин, хмуро разглядывая пеструю фотографию в поваренной книге.
– Ребенку тридцать три года!
– И что с того?
Лин открывала пакет леденцов и наблюдала за матерью. Та склонилась над книгой; из-за уха у нее выпала прядь рыжих волос.
– Я догадываюсь, чем они там занимались, – прошептал Майкл, когда вечером в дом буквально ворвались раскрасневшиеся Фрэнк с Максин.
– Ты что, волосы отращиваешь, мам? – вдруг подозрительно спросила Лин.
Максин заправила волосы обратно за ухо и ответила:
– Так, чуть-чуть.
– Для отца?
– Не говори глупостей.
Все ясно… Фрэнк хотел, чтобы вернулась та девочка из шестидесятых годов.
– Вы знаете, что Кэт завтра не приедет? – как можно более буднично заметила Лин. – Она давно уже Мэдди не видела – несколько месяцев, пожалуй. Я все понимаю, но…
– Но не понимаешь.
– Нет, совсем не понимаю! День рождения единственной племянницы. Я ей говорила, что Мэдди о ней спрашивала!
Это действительно не укладывалось в голове. В сердце кололо каждый раз, когда Мэдди с надеждой поворачивала голову на звонок в дверь и спрашивала: «Моя Кэт?»
– Выкидыш и через пару дней разрыв с мужем – такое кого хочешь сломает. Она очень любит Мэдди, ты же знаешь!
– Да, знаю… – Лин сердито почесала шею и подумала, не подхватила ли она простуду. Все тело пылало, как будто его натерли наждачной бумагой.
– Кэт, кажется, думает, что у нее больше никогда не будет детей, – грустно заметила Максин. – По-моему, ей просто больно видеть Мэдди.
– Она себя накручивает, – отозвалась Лин. – Кэт ведь еще молода – встретит кого-нибудь и родит. Что же она теперь – до конца жизни от Мэдди будет бегать?
Максин вскинула бровь:
– Лин, сейчас она заслуживает снисхождения.
Лин украшала леденцами голову телепузика и думала: «Я всю жизнь делаю ей это снисхождение».