— Невоспитанная какая, — весело попенял Свете вывернувший из кустов парень. — Чуть Дозора не убила.
Он был, как говорили в городке, выпимши. Света с удивлением сообразила, что незнакомец предъявляет претензии не дурному Дозору, а ей, Светлане. Пеняет как обычному здоровому человеку, который обязан отвечать за свои поступки.
— Убьешь собаку-то, — сказал парень. — Чего злая такая? С женихом поссорилась?
«Не понял с пьяных глаз, что я инвалид. Думает, на скамейке сижу», — догадалась Света, услышав слово «жених».
— Дай на коляске проехаться? Да не бойся, не сломаю. У меня корочки есть, механизатор широкого профиля.
— А больше ничего не хочешь? — на всякий случай огрызнулась Света и только тогда поняла, что парень насчет нее не заблуждается и про коляску все сообразил.
Она хотела объяснить, что ездить нетрудно, если порогов, лестниц и гнилых мостков нет, и уже открыла рот, но парень, присев перед ней на корточки, вдруг расплылся в улыбке и сказал:
— Красивая ты какая! Как артистка.
Света вспыхнула и сжалась, в левое плечо воткнулся железный штырь, а мышцы ног судорожно втянулись и отвердели, как камень. Издевается над ней, смеется, скотина! Она хотела было послать доброхота в жопу, но с испугом прикинула, что довольно далеко уехала от дома. А вдруг этот алкаш стащит ее с коляски? И она будет лежать в пыли на дороге? Развернув колеса в сторону своего дома, Света быстро закрутила ободья.
— Давай, повезу? — пошагал рядом парень.
— Не трогай! — Света еще энергичнее, до жжения в ладонях, налегла на ободья.
— Тебя как зовут?
— Какая разница?
— Одна бежит, другая дразнится! Познакомиться хочу. Может, ты мне понравилась?
— Ну, Светлана. И что дальше?
— А меня Паша. Павел Квас. Смешная фамилия? Светик-Семицветик, Светланка, ты извини, что я пьяный.
— А мне-то что?
— В армию забирают. Повестка пришла.
— Счастливо отслужить.
— Светланка, я, конечно, понимаю, что у такой красивой девчонки…
Света повернула голову и недоверчиво поглядела Павлу Квасу в глаза. Он был совершенно серьезен.
— У такой девчонки, как ты, полно дружбанов. Ладно, прямо спрошу: будешь мне в армию писать?
Ночь шумела голосом пьяного дяди Коли за стеной. А Света слышала: «Красивая, красивая ты какая!», и все крутила и крутила ободья колес, мявших глупую траву.
На следующий день она выехала за калитку с кульком батончиков «Школьные» и раздала их ребятне, толпой носившейся по их улице. Ребятня наперебой хотела катать коляску. С бабушками, вывертывавшими в ее сторону головы, Света вступала в приветливые беседы на интересующие темы: «Пенсию ждете? Почтальонка к Ложкиным пошла. Скоро уж у вас будет». Бабушки не могли нарадоваться. Более долгой тренировки потребовало отношение к мужским взглядам.
— Когда парень на тебя смотрит, — учила Света Любу в санатории, — улыбайся улыбкой Джоконды. Вроде ты в его сторону и не глядишь, в упор вроде не видишь. А смотришь как бы внутрь себя. И таинственно улыбаешься, типа своим мыслям.
— Здорово, — восхищалась Люба. — А парень?
— Считай, что твой!
— Мой? Почему — мой? А ты как же?
— Ты про кого? — удивилась Света.
— Про парня, которому ты в армию писала.
— А-а! Пашка? Из армии вернулся и первым делом ко мне, — подняв согнутые в локтях руки, словно говоря «Отстань!», но на самом деле томясь приятным воспоминанием, сообщила Света. — Но я его отшила.
— Отшила? — Люба не могла поверить.
— Он мне не пара, — небрежно бросила Света. — Человек не моего круга. Простой, из рабочей семьи.
— А тебе из какой надо? Из нерабочей? Мать пьяница, отец в тюрьме? Тоже мне, столбовая дворянка нашлась, — весело возмутилась Люба. И уже серьезно спросила: — Ты не хотела ставить его в неловкое положение? Ему бы пришлось объясняться, что он не может гулять с инвалидом, тем более жениться? Ты сделала вид, что бросила его первой?
— Думаешь, я сказала: «Не хочу быть обузой»? Еще чего! Бросила, потому что не любила. Это он стал бы мне камнем на шее. Ну что бы я с Пашкой увидела? Печку, корыто и огород? Любка, ты в отношениях с мужиками не вздумай считать себя калекой! «Ой, лишь бы какой! Куда уж нам, убогим, выбирать!» Ты всерьез так думаешь?!
— Нет, — неуверенно сказала Люба. — Но все-таки Паша здоровый, а ты… а мы…
— И что, теперь я под каждого здорового ложиться должна? В рот ему смотреть, за то что смилостивился, обратил внимание? Я — не больная. Я — спинальник. И ты тоже.
— А ты уже… Ну… Спала с кем-нибудь?
— Не-а. Маньяки все попадались.
— Извращенцы? — ужаснулась Люба.
— Вроде того. Запомни: если ходячий мужик хочет спинальницу, значит, или действительно любит, или — маньяк!
— Откуда ты знаешь?
— Видела в столовой бабульку на коляске? Всегда при макияже, серьги-браслеты, из моды вон?
— Ага.
— Ангелина Васильевна. Три раза замужем была, официально.
— Ничего себе!
— Нынешний муж моложе на пятнадцать лет.
— Нет! — Люба театрально открыла рот и заморгала.
— Она мне про маньяков сказала. «Света, ты по молодости лет просто еще не представляешь, что именно может привлекать мужчину в женщине-инвалиде. Они хотят испробовать секс с безногой или с парализованной. И будут напор проявлять. Но любовью тут и не пахнет. Маньяки!»
— А как узнать, что любит? — тревожно перебила Люба.
— Я у Ангелины то же самое спросила.
— И что?
— «Первый муж выносил за мной утку», — это Ангелина, значит, мне говорит. — «Я сама с ним развелась, когда поняла, что не смогу родить ему ребенка. Второй… Ночью проснусь в луже. Вить, говорю, я опять рыбу ловила. Он встанет, мокрое все вытащит, снимет, постелет чистое белье, и опять со мной в одну постель ляжет».
— А почему же она за третьего замуж вышла? — еле слышно спросила Люба.
— Второй муж умер.
— Бедная!
— Как же, бедная, — Света усмехнулась. — Пошли, познакомишься.
Они выехали из комнаты, спустились по дощатому пандусу в холл. Близился ужин, и зал был полон принаряженных отдыхающих в колясках или с костылями. Все были оживленны, даже возбуждены — после ужина намечалась деловая игра «Действия молодого руководителя», и церебральники со спинальниками уже с утра интриговали по поводу выборов на роли эффективных менеджеров и секретарши. И, конечно же, каждому хотелось сесть в инвалидное кресло главы фирмы.
Вдоль образующих укромные уголки пролетов лестницы, в старых ведрах, кастрюлях и деревянных ушатах боролся за жизнь зимний сад — худосочные традесканции, малокровный хлорофитум. В убежище за фикусом или бочкой пеларгоний, выкрашенной уборщицей «под березку», обычно коротали время до обеда или полдника томящиеся парочки. Влюбленные сближали коляски валетом, держались за руки, и бросали взгляды, сулящие нарушение режима. Люба знала почти всех: из года в год колясочники встречались то в специализированном санатории, то в центре Дикуля, то в очереди к очередному травнику, целителю, пастору. Здесь, в компании таких же людей с ограниченными возможностями, большинство колясочников чувствовали себя раскованно. И потому приезжали вновь и вновь.