– Возможно, – согласился Салюда после минутного раздумья. – Палудан не объяснил мне, почему так внезапно заинтересовался им. Может, нашел записку, адресованную самому себе, и решил заняться поисками, пока снова не забыл.
– Понятно. Дайте знать, если появятся какие-нибудь новости. – Пайпер сделал незаметный знак Бехтеру. – У нас дела в Кастелле. Ах да, Джервес, вчерашняя катастрофа ударила по Бруглиони?
– Не сильно, – ослепительно улыбнулся Салюда. – Больше всего досталось Мадисетти и Арньена. А еще Колоньи. Вместе с ипподромом погибло снаряжение для скачек, которое стоило целое состояние.
– Понятно. Сообщите, если что-нибудь выяснится. Сержант, ты хотел, чтобы я прочитал какие-то бумаги. Проводи принципата и неси их сюда.
Редферн Бехтер проводил Салюду и принес документы. Хект просмотрел их на ходу по пути в Кастелла-доллас-Понтеллас. Половина из них представляла собой отчеты о недавних бротских событиях. Этим следовало заняться Пинкусу Горту.
– Бехтер, хочу услышать твое мнение. Как нам быть с ипподромом?
Людей погибло гораздо больше, чем думал Хект. Он не знал, что на ипподроме жило столько бездомных.
– Уже все решено, командир. Патриарх объявил о сборе средств. Место катастрофы расчистят, а ипподром отстроят на пожертвования.
– Свои денежки он тратить не намерен?
– Именно. Да у него их и нет. Бо́льшая часть арнгендских денег так и не доехала.
А план был такой: отстроить ипподром силами беженцев и заплатить им за работу едой.
– Принципат Донето пришел на вашу деловую встречу? – поинтересовался Делари.
– Да. И никаких подозрений на мой счет не выказал. Хотя, возможно, он слишком устал и ему было не до интриг. Я-то точно с ног валился.
– Хорошо. Меня это беспокоило. Ты высказал ему свое предложение?
Старик налил белого вина в алый бокал кларенцианского стекла и поставил его на отполированную до блеска столешницу из грецкого ореха. Муньеро Делари вел жизнь аскета, но при этом не отказывался от подарков, если кто-то пытался к нему подольститься.
– Высказал. Донето заявил, что план весьма хитроумен. И что Безупречный должен согласиться. Уже на этой неделе он выпустит соответствующую буллу.
– Этого я и боялся.
– Чего, ваша милость?
– Значит, им как раз и нужен был такой инструмент, который ты только что вложил им в руки.
– Ладно, я ничего не понял. Где именно я совершил ошибку?
– Ты не совершил ошибку. Просто сделал свою работу. Но в данной политической ситуации этот ход меня разочаровал. Хочешь посмотреть на нашего пленника?
– Нет, если в том нет особой необходимости. Вы что-нибудь от него узнали?
– Разумеется. Он не был связан с главными заговорщиками, но знал, чего хотят добиться охотники на ведьм. Они собираются взять под контроль власть патриарха.
– Им чем-то не угодил Безупречный? Он же спит и видит, как бы устроить поход в Святые Земли и искоренить еретиков и неверных.
– Он им всем не угодил. Безупречный не собирается воевать с Ночью. Охотникам на ведьм плевать на Коннек и на Святые Земли, если уж на то пошло. Они верят, что победа и там придет к ним, как только удастся восторжествовать над Ночью.
– Так что же они замышляют?
– Вставляют палки в колеса Безупречному. Хотят сломить патриарха и обрести власть, определив его преемника. Этот самый преемник должен забыть о Коннеке и Дринджере и объявить священный поход против самой Ночи.
– Я ничего не понимаю в ваших делах, – покачал головой Хект. – Получается какая-то бессмыслица.
– Неплохо бы тебе разобраться. А если Безупречный действительно потерпит неудачу?
– Понимаю. Можно вас спросить еще кое о чем?
– Конечно.
– Взгляните. – Хект достал кольцо Бруглиони. – Если я правильно понимаю, оно волшебное.
Делари поднес кольцо к свету.
– Где ты его взял?
– В схватке с кальзирскими пиратами ко мне в руки попал мешок с иноземными золотыми монетами, в нем было это кольцо.
Делари смерил его недоверчивым взглядом.
– Если поднести его к свету и покрутить, видны надписи. На внутренней стороне. Я долго их изучал, потом переписал. – Пайпер достал из рукава бумажный свиток. На кольце было выгравировано четыре строчки, одна поверх другой, Ему пришлось потратить несколько часов, чтобы разобрать таинственные буквы. – Одна, скорее всего, на классическом бротском. Некоторые слова напоминают церковный бротский, но не все. И еще есть совсем незнакомые буквы.
– Ты прав. Это заклинание. Оно должно сбить жертву с толку. Нужно надеть кольцо и произнести заклинание, тогда вокруг тебя все забудут, что делали.
– Жутковато.
– Весьма полезно, если вокруг тебя враги.
– Остальные надписи мне не удалось распознать.
– Это еще более древний язык, чем древнебротский. Во второй строчке буквы филейские – этот язык когда-то был распространен в Святых Землях, именно от него произошли языки, на которых там разговаривают сейчас. Я знаю ученых мужей, которые могут перевести эту надпись, но на нем уже никто не говорит.
– Это тоже заклинание?
– Несомненно. В третьей строчке буквы – древнеэгейские, но сам язык не эгейский. Рискну предположить, надпись сделана на каком-то дринджерийском диалекте. Но это лишь догадка – согласные стоят похожим образом.
– Неужели кольцо настолько древнее?
Эгейская Империя просуществовала недолго, ей подчинялись народы на восточном побережье Родного моря, когда Брот был всего лишь небольшим городком в Фельском союзе.
– Я ощущаю тяжесть веков, Пайпер.
– А последняя строчка?
– Не знаю. Где-то я уже видел такие буквы, но где – не помню. Нужно тщательно все исследовать. Посмотреть, не упоминается ли где-то само кольцо. Если это украшение и обладает какими-то особыми силами, о нем должны были остаться упоминания. И скорее всего, оно связано с какими-нибудь весьма неприятными событиями.
Хект кивнул. Он и сам так думал, памятуя о тех историях, которые обычно рассказывали о магических предметах.
– Вот только интересно, как такая вещь могла попасть к человеку вроде тебя?
– Я вам все рассказал без утайки.
– Верю-верю. Просто любопытно, кто за этим стоит. Тебя для чего-то выбрали. Точно так же, как раньше выбрали одержимые. Но кто? И почему? Какие намерения ими движут? Или же тебя заманивают в ловушку?
– Не имею ни малейшего понятия. И выяснять не собираюсь. Просто оставлю эту побрякушку вам.
– Пайпер, такими вещами нельзя разбрасываться. Они могут оказаться неоценимыми.