Мой член шевелится, твердеет, встает навстречу ночному воздуху. Мошонка сжимается, по мере того как я ощущаю берущую там начало, растекающуюся по мне энергию.
Кали легко сходит с пьедестала. Ее ожерелье тихо побрякивает, браслеты на щиколотках издают слабый звон, а босые пятки негромко шуршат по каменному полу.
Она в пяти шагах от меня. Движения ее рук напоминают колыхание тростника при неощутимом ветерке. Все ее тело покачивается под пульсирующий ритм плеска речной воды, левое колено поднимается, поднимается, пока не касается локтя ее поднятой руки. От ее благовонного тела исходит обволакивающий меня аромат женщины.
Я хочу подойти к ней, но не могу пошевелиться. Бешено колотящееся сердце наполняет мою грудь барабанным ритмом пения. Бедра мои начинают двигаться сами по себе, непроизвольно совершая толчки вперед. Все мое сознание сосредоточено в основании пульсирующего члена.
Кали делает левой ногой круговое движение и опускает ее.
Она шагает в мою сторону. Браслеты позвякивают.
«Уннала-набхи-памке-руха»,– поет река, и я отлично ее понимаю.
Четыре руки колышутся в безмолвном танце. Пальцы сгибаются, соприкасаются кончиками, грациозно движутся сквозь сладкий воздух в мою сторону. Груди тяжело покачиваются.
Победное выражение на лице Дочери Горы.
Она делает еще один шаг вперед. Ее пальцы извиваются, ласкают мою щеку, легонько касаются плеча. Голова у нее откинута назад, глаза полуприкрыты от страсти. Я вижу совершенство ее черт, румянец щек и трепещущий рот.
Камахья?
Ива енавабхати Самбхур апи
Джавати пурусайатайас тадананам Сайла-каньяйах.
Еще один шаг, и руки Кали обвиваются вокруг меня. Длинные волосы ниспадают на ее плечи, рассыпаются по ним подобно ручейкам на пологом склоне.
Ее светящаяся кожа слегка надушена, а в нежной ложбинке между грудей поблескивают капельки пота. Двумя руками она берет меня за плечи, поглаживая третьей мою щеку. Еще одна рука поднимается, чтобы нежно охватить мою мошонку. Ее продолговатые пальцы пробегают по всей длине моего напряженного члена и легонько смыкаются на головке.
Я – Самбху-Шива в образе Вишну.
Лотос со стеблем вырастает из моего пупка.
Я не могу сдержать стон. Мой орган касается выступа ее живота. Она смотрит вниз, потом поднимает на меня свои прекрасные глаза и глядит развратным взглядом из-под густых ресниц. Упругая нежность бугорка Венеры приближается ко мне, отходит, снова надвигается.
Наконец я могу двигаться. Я тут же обхватываю ее, в то время как она обнимает меня. Нежные груди расплющиваются о мою грудь. Ладони скользят вверх и вниз по моей спине. Ее правая нога поднимается, обвивает мое бедро, шевеля пальчиками, и она взбирается на меня. Щиколотки ее смыкаются на моих ягодицах, совершающих поступательные движения.
Кали, Кали, бало, бхаи.
Пение в ритм нашего движения заполняет весь мир. Ее тепло обжигает меня. Она раскрывает влажные губы, касается ими моей шеи и скользит вверх, чтобы найти мой язык. Стиснув, я поднимаю ее. Ее груди движутся по моей груди, покрытой потом. Мои ступни изгибаются, икры напрягаются – я пытаюсь еще глубже проникнуть в Кали.
Вся вселенная сосредоточилась в круге разгорающегося во мне пламени, которое набирает силу и наконец проносится сквозь меня мощным взрывом.
Я – Шива.
Кали, Кали бало бхаи.
Кали баи аре гате чаи.
Я – бог.
– Боже милостивый! – Я сел в кровати. Простыни пропитались моим потом, а по штанам пижамы расплывалось мокрое пятно от семяизвержения.
– О Господи!
Голова трещала. Обхватив ее руками, я стал раскачиваться. Амрита ушла. Яркий солнечный свет пробивался сквозь штору. Часы показывали десять сорок восемь.
– Провались оно все к чертям собачьим!
Я пошел в ванную, швырнул пижаму в мешок для грязного белья и встал под тугую струю душа. Когда я вышел через пятнадцать минут, руки и ноги еще подрагивали. Голова так отчаянно болела, что перед глазами – где-то по краям поля зрения – мелькали черные точки.
Я быстро оделся и принял четыре таблетки аспирина. Темная щетина покрывала мои щеки, но я решил не бриться. Из ванной я вышел как раз в тот момент, когда вернулись Амрита с Викторией.
– Где ты была, черт бы тебя побрал? – резко спросил я.
Она застыла на месте, с ее лица медленно сошла улыбка. Виктория смотрела на меня как на чужака.
– Ну что?
Амрита выпрямилась. Голос ее звучал ровно.
– Я снова зашла в лавку сари, чтобы взять адрес Камахьи. Я пыталась дозвониться, но линия не работала. Поскольку мы остаемся еще на день, я хотела бы обменять ткань. Ты разве не видел мою записку?
– Мы уже должны подлетать к Лондону. Что случилось, черт возьми?
Я говорил резким тоном, но злость уже стала проходить.
– Что ты имеешь в виду, Бобби? Ну что ты хочешь узнать?
– Я хочу узнать, что случилось с этим проклятым будильником, с такси, которое мы заказывали, с рейсом «БОАК»? Вот что я имею в виду.
Быстрым движением Амрита положила девочку. Подойдя к окну, она открыла шторы и скрестила руки.
– «Проклятый будильник» зазвонил в четыре. Я встала. Ты не захотел просыпаться – даже после того, как я тебя потрясла. В конце концов, когда мне удалось заставить тебя сесть, ты сказал: «Давай подождем еще денек». А все это потому, что ты сидел всю ночь и читал.
– Я так и сказал?
Я тряхнул головой и присел на край кровати. Самое жуткое в мире похмелье по-прежнему пульсировало у меня в голове, вызывая непреодолимую тошноту. Похмелье от чего?
– Именно так я и сказал?
– Ты так и сказал.
От голоса Амриты исходил холод. За все годы нашей совместной жизни я лишь несколько раз позволял себе разговаривать с ней так грубо.
– Дьявол. Прости. Я и не просыпался. Эта проклятая рукопись…
– Ты же говорил, что будешь читать ее только в самолете.
– Говорил.
Опустив руки, Амрита подошла к зеркалу, чтобы поправить выбившуюся прядь. Ее губы начинали приобретать обычную окраску.
– Ничего страшного, Бобби. Не имею ничего против того, чтобы остаться еще на день.
Тошнота подступала к горлу. Мой голос звучал чужим для меня самого.
– А вот я имею кое-что против, черт возьми! Вы с Викторией не останетесь еще на день. Во сколько рейс «Эйр-Индия» на Дели?
– В девять тридцать и в час дня. Но почему?..
– Вы улетите рейсом в час дня и сядете на вечерний рейс «ПанАм» из Дели.