Ни «до свидания», ни каких-либо излияний личного характера. Просто вежливое приглашение поужинать и провести вечер вместе. Мартен меньше всего ожидал этого.
Пятница, 17 января, 16.10
Длинные послеполуденные тени уже легли на Давосскую долину, когда Мартен свернул на Променад, главную улицу Давоса, и, сбавив скорость, поплелся в хвосте целой вереницы такси и лимузинов. Тротуары были заполнены мужчинами и женщинами в деловых костюмах и дорогих пальто. Они разговаривали друг с другом или по сотовым телефонам, казалось бы, не обращая ни малейшего внимания ни на снег под ногами, ни на патрульных полицейских и солдат с автоматами. Присутствие последних говорило о том, что в мире больше не осталось безопасных мест, даже для самых богатых и могущественных людей планеты, уединившихся в горной альпийской деревне, превращенной в подобие крепости. Вооруженные патрули нынче воспринимались как нечто обыденное, а если рядом и притаилась какая-то опасность, то о ней лучше было не думать.
— Отъедете от города и увидите поворот направо, — пояснил им полицейский. — Там будет камень в виде пирамиды, а на нем выбита надпись «Энкрацер». Мимо точно не проедете — пирамида высокая. К тому же на въезде дежурят две бронированные машины, битком набитые коммандос.
— Ну а как вы объясните мое присутствие? — поинтересовался Коваленко, в то время как Мартен лавировал в автомобильном потоке.
Возможно, русский и получил приказ возвращаться в Москву, но предпочитал больше не упоминать об этом. Не касался этой темы и Николас.
— Я личный гость Кабреры, а вы мой спутник. С их стороны будет верхом невежливости не принять нас вдвоем.
Детектив иронично улыбнулся и посмотрел в сторону. Через несколько минут они выехали из суеты оживленного городка, оказавшись в густой тени хвойного леса. Затем столь же быстро перед ними раскинулась картинная красота Давосской долины с ее игрушечными домиками и заснеженными полями.
Талая вода начинала подмерзать. Дорога обещала вскоре превратиться в каток, покрываясь коварным, почти невидимым черным льдом.
Мартен сбросил газ и тут же ощутил, что машина увереннее пошла по дороге. Он украдкой взглянул на Коваленко. Тот по-прежнему молча смотрел в окно. Мартен догадывался, чем удручен его напарник. Открыто нарушив приказ о возвращении в Москву, он поставил себя в трудное положение, которое со временем не становилось легче. Интересно, что заставило его пойти на такой шаг? Действительно ли он верил в душе, что Кабрера и есть Реймонд, вопреки тому, что сам же говорил ранее? Или, может быть, не был до конца уверен и не мог не попытаться найти ответ, будучи столь близок к разгадке? А может, действительно преследовал какие-то свои цели? Если так, то работал на кого-то или заодно с кем-то настолько важным, что можно было наплевать на приказы собственного ведомства…
Внезапно его посетила еще одна мысль. И почему так поздно?
— Лондон, — отрывисто произнес он и пристально посмотрел на Коваленко. — На какой день планировалось в Лондоне объявление о том, кто есть на самом деле Китнер и что он должен стать царем? На тот день, когда его посвящали в рыцари, или днем позже?
— Нет, эти два события были несопоставимы по важности. Было бы ошибкой приурочить объявление, касающееся престолонаследия, к присвоению рыцарского достоинства. Провозглашение предполагалось осуществить несколько недель спустя.
— Несколько недель?
— Да.
Мартен не спускал с русского глаз:
— Если точнее, седьмого апреля.
— Да…
— В Москве.
— Послушайте, эта информация была более чем конфиденциальной. Откуда вы знаете? — Коваленко не мог скрыть потрясения.
— Из книжки Хэллидея, — солгал Мартен и тут же попытался замести следы: — Там были указаны дата и место, но следом поставлен большой вопросительный знак, как если бы ему было неизвестно, к чему имеют отношение эти данные.
— Но как они попали в распоряжение Хэллидея?
— Не знаю. — И Николас и устремил взгляд вдаль, высматривая знак поворота к вилле «Энкрацер».
Он продолжал лихорадочно соображать. Кабрера снял виллу в Давосе как раз накануне провозглашения. Не планировал ли он арендовать нечто по подобному случаю в Лондоне? Только не виллу, а элегантный частный дом на Аксбридж-стрит, неподалеку от русского посольства. Более того, Реймонд в своем ежедневнике под датой 14 марта сделал пометку: «Посольство России/Лондон». Не означало ли это, что престолонаследника должны были представить семейству Романовых именно там и в этот день?
Мартен бросил взгляд в сторону Коваленко и солгал в очередной раз:
— В книжке Хэллидея были отмечены две даты. Оба раза написано: «Лондон — 14 и 15 марта». Если публично объявить Китнера наследником престола намеревались не тогда, а лишь три недели спустя, то когда же его хотели представить…
— Семье Романовых? — закончил фразу Коваленко.
— Ну да…
— Четырнадцатого марта. На официальном ужине в российском посольстве в Лондоне.
Боже правый! Вот оно! Хотя бы частичная разгадка. Насчет записи Реймонда о русском посольстве.
Глаза Мартена забегали:
— Но ужин был внезапно отменен.
— Верно.
— И кто же его отменил?
— Сам Китнер.
— Когда?
— Полагаю, тринадцатого марта. В день церемонии посвящения в рыцари.
— А он назвал причину?
— Во всяком случае не мне. Не знаю, объяснялся ли он вообще перед кем-нибудь. Просто решил перенести мероприятие на более позднее время.
— Возможно, причина заключалась в том, что Александр Кабрера все еще скрывался от полиции в Лос-Анджелесе под именем Реймонда Оливера Торна. Ведь Торна не удавалось поймать вплоть до пятнадцатого марта.
— Китнер руководит глобальной службой новостей. У него были все возможности узнать об убийствах в Мехико, Сан-Франциско и Чикаго, а также установить личность жертв, прежде чем это успела сделать полиция. Именно эти убийства могли заставить Нойса бежать в Лондон. Не просто для спасения жизни на тот случай, если он числился следующим в списке Реймонда, а для того, чтобы вместе с Китнером наметить шаги, которые позволят им опередить Кабреру. Который, напомню, в качестве старшего сына Китнера является следующим в линии престолонаследия.
— Вы хотите сказать, что Кабрера надеялся стать царем?
— И тогда, и сейчас. Все, что ему требуется, — это дождаться, когда царское семейство известят о Китнере, а потом, до публичного объявления, дать утечку этой информации в прессу. Внезапно мир узнает о том, кто такой Китнер и кем он вскоре должен стать.
Взгляд детектива стал необычайно серьезен: