— Вот черт! — воскликнул Алан, в восторге хлопнув ладонями по баранке.
— Это аудиокассета? — спросила Фернандес.
— Да.
— Качество хорошее?
— Не знаю… Скоро сами увидим, Джон принесет ее к обеду.
Фернандес крепко потерла ладони:
— Вот, мне уже лучше!
— Правда?
— Правда, — сказала она. — Потому что если на пленке хоть что-нибудь можно будет разобрать, мы им крови попортим…
* * *
Бодрый, веселый, Джон Левин отодвинул свою тарелку и допил пиво.
— Вот это я называю хорошей жратвой. Чудесный был палтус.
Левин весил около трехсот фунтов, и между его животом и краем стола не смогла бы пролезть и муха.
Они сидели в кабинке в дальнем зале ресторана «Маккормик и Шмик» на Первой авеню. Было шумно, ресторан был заполнен бизнесменами, заскочившими пообедать. Для того чтобы нормально слышать, Фернандес приходилось прижимать наушники плейера плотнее к ушам. Она слушала уже полчаса, не пропуская ни слова и делая заметки в своем желтом блокноте. Она так и не притронулась к еде. Наконец она встала из-за стола:
— Мне нужно позвонить.
Левин заглянул в тарелку Фернандес:
— Э… А вы это есть будете?
Та отрицательно покачала головой и вышла.
— Ну, не пропадать же добру, — улыбнулся Левин и, придвинув к себе тарелку, принялся за ее порцию.
— Что, Том, влип в дерьмо?
— По самые уши, — подтвердил Сандерс, помешивая каппучино. Сам он есть не мог и только смотрел, как Левин уплетал картофельное пюре.
— Я так и понял, — сказал Левин с набитым ртом. — Мне утром звонил Джек Керри из «Алдуса» и сказал, что ты подал на компанию в суд потому, что тебе не хотелось залезть на какую-то бабу.
— Козел он, твой Керри.
— Хуже, — кивнул Левин, — много хуже. Ну а что ты можешь поделать? После статьи Конни Уэлш все пытаются вычислить, кто же на самом деле этот «мистер Свинтус». — Отправив в рот очередную ложку, Левин спросил: — Вот только откуда она пронюхала об этой истории?
— Может, это ты ей рассказал, Джон, — предположил Сандерс.
— Шутить изволите? — спросил Левин.
— Лента-то была только у тебя…
— Ну, если ты серьезно, Том… — оскорбился Левин. — Не-ет, если бы меня спросили, я бы однозначно ответил: рассказать ей могла только женщина.
— А какая женщина об этом знала? Только сама Мередит, но она не говорила.
— Готов спорить на что угодно, что это была баба, — сказал Левин. — Если вообще когда-нибудь удастся это узнать, в чем я глубоко сомневаюсь. — Он задумчиво пожевал. — А вот рыба-меч проварена плохо. Надо бы сказать официанту. — Он посмотрел за спину Сандерса: — Ох, Том…
— Что?
— Вон там стоит, переминаясь с ноги на ногу, господин, которого ты должен знать. Посмотри.
Сандерс оглянулся: около бара стоял Боб Гарвин, выжидающе глядя на него. В нескольких шагах от него стоял Фил Блэкберн.
— Прошу прощения, — сказал Сандерс и встал из-за стола.
* * *
Гарвин пожал Сандерсу руку:
— Рад видеть тебя, Том. Ну как ты, держишься?
— Все нормально, — ответил Сандерс.
— Хорошо, молодец. — Отцовским жестом босс положил руку на плечо Сандерсу. — Рад снова видеть тебя.
— Я тоже очень рад видеть вас, Боб.
— Там в уголке, — предложил Гарвин, — есть тихое местечко. Я распорядился подать туда пару каппучино. Мы сможем пяток минут спокойно поговорить. Хорошо?
— Прекрасно, — согласился Сандерс. Ему был хорошо знаком старый — грубый и несдержанный — Гарвин. А такой осторожный и вежливый Гарвин вызывал настороженность.
Они присели в углу бара. Взгромоздившись на стул, Гарвин повернулся к Сандерсу:
— Ну, Том, смотри — сидим, как в старые добрые времена!
— Да.
— Эти чертовы поездки в Сеул, гнусная жратва и ноющая задница… Помнишь?
— Конечно.
— Да, те еще были деньки, — повторил Гарвин, внимательно следя за Сандерсом. — Мы, Том, отлично знаем друг друга, и я не собираюсь водить тебя за нос. Давай-ка вывалим карты на стол. У нас возникли осложнения, и их надо разрешить до тех пор, пока они не переросли во что-нибудь большее и не испортили жизнь всем и каждому. Я призываю к твоему разуму: давай решим, как выбираться из этой ямы.
— Моему разуму? — переспросил Сандерс.
— Ну да, — подтвердил Гарвин, — я хочу взглянуть на это дело со всех сторон.
— И сколько же сторон вы здесь видите?
— По меньшей мере две, — ухмыльнулся Гарвин. — Суди сам, Том. Я думаю, что ни для кого не секрет, что я поддерживаю Мередит в компании. Я всегда верил в то, что у нее есть талант и особый сорт административного предвидения, который нам очень пригодится в будущем. Я не припомню, чтобы она когда-нибудь сделала что-нибудь такое, что заставило бы усомниться в ее способностях. Я понимаю, что она тоже человек, но она очень одаренна, и поэтому я поддерживаю ее.
— Угу…
— Ну, а в этом случае… возможно, следует признать, что она, по-видимому, сделала ошибку. Даже не знаю…
Сандерс молчал, глядя в лицо Гарвину. Тот производил впечатление человека, играющего с открытым забралом. Но Сандерс на это не купился.
— Да, это именно так, — сказал Гарвин. — Она совершила ошибку.
— Можете в этом не сомневаться, Боб, — твердо сказал Сандерс.
— Ладно, допустим, что так. Назовем это отступлением от здравого смысла. Она перешла некоторые границы. Но дело в том, что в этой ситуации я по-прежнему поддерживаю ее, Том.
— Почему?
— Потому что она женщина.
— А какое это может иметь значение?
— Дело в том, что по традиции женщин не допускают к ответственным административным постам, Том…
— Но Мередит-то допустили!..
— И кроме того, — продолжал Гарвин, — она еще молода.
— Не настолько уж она и молода, — сказал Сандерс.
— Молода, молода. Она практически еще девчонка из колледжа. Она получила свою степень всего пару лет назад.
— Боб, — сказал Сандерс. — Мередит Джонсон тридцать пять лет. Она уже давно не девчонка.
Гарвин, будто не слыша этих слов, смотрел на Сандерса с сочувствием:
— Том, я понимаю, что ты должен был здорово расстроиться из-за новой работы, — сказал он. — Я по твоим глазам вижу. Мередит была не права, подходя к тебе таким образом.