Клебер вежливо поблагодарил и поцеловал ее в обе щеки. «И твой тоже», — хотела прибавить Захра, но губы ее не послушались.
— Захра хорошая, — сказал Умник на лестнице.
— Угу, — промычал Клебер.
Он знал, что Захра его любит, но как-то не придавал этому значения.
— А Беатрис плохая, — продолжал Умник.
— Все не так просто, Умник ты Умник!
— Да, я Умник.
— Ну, а я — дуралей.
В воскресенье утром Корантен взял Умника с собой на пробежку. Тот вернулся, запыхавшись:
— Мне не понравилось. Корантен все время убегал. А я не мог его догнать.
После обеда Умник играл в гостиной, а Энцо сидел рядом и писал. Как в доброе старое время. Вечером Энцо с Корантеном попросили у Клебера разрешения сходить в кино.
— Да делайте что хотите!
— А ты… ты не отвезешь Умника в Маликруа? — запинаясь, спросил Корантен.
— Ни за что!
Перед самым ужином Клебер обнаружил, что дома кончился хлеб.
— Я сбегаю в булочную. Пойдешь со мной, Умник?
— У месье Крокроля болят ноги.
— Ну ладно.
Ближайшая булочная оказалась закрытой. Вот от каких пустяков порой зависит судьба. Клеберу пришлось пройти немного дальше. На обратном пути он вдруг ощутил смутную тревогу. Прибавил шагу, бегом взбежал по лестнице.
— Умник, я принес хлеб! Умник?
В гостиной на столе лежала записка. Клебер узнал почерк отца:
«Я все же заехал за Умником. Как я вижу, ты оставляешь его без присмотра. Будет лучше отвезти его в Маликруа на выходные».
Месье Малюри хотел избавить Клебера от тяжелой сцены. Но сцены никакой не было, по приезде в Маликруа Умник вел себя очень тихо. Казался безучастным, погруженным в себя. «Дело идет на лад», — подумал месье Малюри. Как только он уехал, Умник положил кролика на подушку и полез в рюкзак искать ножницы.
— Опять выколешь мне глаза?
— Тебе не надо все это видеть.
— А как же я буду плакать? — спросил месье Крокроль. Умник задумался, опустив ножницы.
Правильный вопрос. Он сел на кровать, уткнулся в стенку головой, и по щекам его покатились слезы.
— Клебер подлый, — сказал месье Крокроль.
Все, все они его предали: Энцо, Арья, Захра, Корантен. Он никому не нужен, все бросили. И Клебер. Клебер первый.
— Мадам Табуре! — раздался вдалеке оклик.
Умник вскочил и распахнул дверь. Старушка была тут и держалась за стенку.
— Иди сюда, старадама, — шепотом позвал ее Умник. — Прячься.
И она преспокойно вошла.
— Мадам Табуре! — надрывалась дежурная сестра.
— Вот зануда какая! — сказала неисправимая беглянка, обращаясь к Умнику.
— Она тебя не найдет.
Умник приложил палец к губам. Оба прислушивались к удаляющимся по коридору шагам.
— Почему тебя зовут как табуретку?
Старушка ничуть не удивилась вопросу.
— Табуре — фамилия по мужу.
Услышав про мужа, Умник широко улыбнулся:
— А дети у тебя есть?
— Сын. Он уже взрослый. Но он нехороший. Запер меня здесь.
— А меня — брат.
— Но я все равно убегу.
— Я тоже. Только не на лестницу, а на улицу.
— Вот как?
— Хочешь, побежим вместе?
У мадам Табуре сработали остатки здравого смысла:
— Я далеко не уйду. Вы-то еще молоды. Сколько вам лет?
— Двенадцать.
— Вот я и говорю! — рассудительно заметила мадам Табуре.
Между тем дежурная сестра забеспокоилась. Обычно старая карга (так она называла пациентку) дальше четвертого этажа не уходила. А на этот раз и на пятом пустой коридор. Куда она подевалась? Дежурная спустилась на первый этаж и предупредила коллегу:
— Никак не могу отыскать эту дуреху Табуре. Смотри в оба, как бы она мимо тебя не проскочила.
А в 212-й палате вовсю строили план побега.
— Деньги у вас есть? — осведомилась мадам Табуре. — На жизнь надо много денег.
Об этом Умник не подумал. Но мадам Табуре достала из кармана столбик монеток, завернутый в бумажную купюру.
— Ой, монетки в бумажке! — восхитился Умник.
Подарок навел его на кое-какую мысль:
— Я буду месье Мучбингеном.
Умник нарядился в костюм, а мадам Табуре завязала ему галстук. В один брючный карман он запихнул месье Крокроля, в другой — левольвер.
— Так ты не пойдешь?
— В другой раз, — сказала старушка. — Можно я пока поживу в вашей палате? А то у меня сидит дедушка и курит трубку.
— Дарю тебе мою палату!
Пока двое пациентов соревновались в щедрости, среди персонала Маликруа началась паника. Все искали беглянку. Умник же преспокойно спустился по лестнице на первый этаж.
— Выходите скорее, месье, — даже не поглядев на него, сказала дежурная в холле. — Мы уже закрываем.
Умника и просить не надо было. Он быстро проскочил в дверь. И… замер от удивления. Кругом темнота. Правда, фонари все-таки горели.
— Светят лампы, — подбодрил он сам себя.
И пустился в путь, для верности перечисляя вслух все, мимо чего проходил и в прошлый раз: «Деревья, каменные лошади, магазин с пирожными…»
— Хочу есть.
Отец, когда забирал его, и не подумал спросить, успел ли он поужинать. Тут он увидел, что на тротуаре толпятся люди. Это были любители живописи — в местном салоне открывалась какая-то выставка. Вечер выдался теплым, поэтому многие выходили на улицу с бокалами в руке. Умник прижался носом к витрине.
— Там перитивы!
Месье Мучбинген вошел и направился прямиком к буфету. Закусками распоряжалась насупленная официантка. Умник дружелюбно ей улыбнулся, взял канапе с красной рыбой, но саму рыбу скинул на край подноса. Официантка смотрела на него в немом изумлении. А он проглотил кружочек хлеба, заграбастал вазочку с соленым арахисом и пошел рассматривать картины, выуживая и забрасывая в рот орешек за орешком.
Двое тонких ценителей обсуждали картину художника по имени Нгуен Туань:
— Мне больше нравится его зеленый период. Там были сумасшедшие работы с лишайниками. Это, конечно, тоже неплохо, но более…
— Более концептуально.