— Ну что же, — подытожил он наконец. — Все сводится к тому, что Ренард играл во всех этих событиях роль намного более активную, чем вы предполагали. И сейчас он пошел ва-банк. Мне непонятно только вот что: какова его личная роль во всех этих убийствах? Совершал ли он их сам или исполнителем был его телохранитель — этот самый Змеюка. Как вы думаете?
— Модельер — убийца? — недоверчиво спросил я. — Ренард, конечно, человек вспыльчивый и злой. Но я думаю, настоящий убийца — именно его телохранитель. Судя по форме головы, он олигофрен. Возможно, что именно это и есть причина его жестокости. Помните, Ренард хвастался, что ему достаточно отдать приказ и все проблемы решаются сами собой. Что если Змеюка — вроде цепного пса, которого Ренард спускает на своих врагов?
— Может быть, — согласился Архипов. — Вы знаете, Владимир Алексеевич, что у нас, в России, практически отсутствует вид убийств, который широко распространен в Европе, да и в Американских Штатах? Я говорю про заказные убийства. Когда человек хладнокровно убивает своих соперников руками наемного убийцы. Наши убивают сами — из ревности, в пьяном состоянии, от жадности… Но сами! А вот в случае Ренарда… тут получается именно так, что модельер использует своего телохранителя как ассасина.
— В этом он, конечно, намного ближе к Европе, чем Ламанова, — сказал я.
— И все же есть во всей истории кое-что, что меня смущает, — сказал Архипов. — Некоторые детали. Я не могу вести дело, пока не узнаю всех подробностей. Ренард мне непонятен. Он нарочито литературный злодей. А ведь настоящие люди не такие одномерные. Их поступкам и манере поведения всегда есть какие-то причины. Что движет Ренардом, а, Владимир Алексеевич?
— Ну¼ думаю, жажда наживы? Стремление пролезть в высший свет? — ответил я. — Зависть?
— Предположим. Однако этого вовсе не достаточно, чтобы начать сеять вокруг себя смерть. Слишком рискованно. Ведь если твои преступления раскроют, тебе светит «высший свет» не московских и питерских салонов, а Бутырского тюремного замка или сибирской каторги. Я же говорю: большинство преступлений совершается в момент аффекта, когда рассудок затуманен и не в состоянии думать о будущем. А Ренард, похоже, планирует свои поступки. Неужели он надеется выйти сухим из воды, переиграть полицию? Да и к тому же не совсем понятна роль братьев Бром во всем этом деле. Вы не против, если я порассуждаю логически?
— Конечно, не против, — ответил я горячо.
— Итак, — задумчиво сказал Захар Борисович, — у нас есть два вида преступлений: несколько убийств и шантаж Надежды Петровны Ламановой. Причем два шантажиста погибают, но сам шантаж не прекращается. Начнем с самого начала, но в свете тех фактов, о которых узнал я. Юрий Фигуркин знакомится с сутенером Аркадием Бромом и попадает в некий дом, где встречает так называемых «сестер». Там же присутствует Аркадий Бром.
— То есть почти все персонажи собрались в одном месте, — вставил я.
Архипов досадливо поморщился.
— Можно сказать и так, но просто не перебивайте меня пока, Владимир Алексеевич, иначе я собьюсь. Продолжим. На этом сборище Юрия насилуют. Или он сам вступает в половой контакт с мужчинами. Первый вопрос: является ли этот снимок единственным, сделанным во время оргии? Или Леонид Бром запечатлел и все остальное? Существуют ли более откровенные фотографии?
— Интересно, — не выдержал я.
— Точно так. Мы не знаем ответа, потому что все снимки и пластинки с негативами были якобы похищены из мастерской Леонида Брома. Но мы сейчас к этому подойдем. Итак, на следующий день к Юрию являются Ренард с телохранителем и Аркадий Бром. Бром остается сторожить на улице, а Ренард со своим Змеюкой входят к Юрию и имеют с ним беседу. Потом они выходят, разговаривают с Бромом, и Бром поднимается наверх. В результате Юрий оглушен или убит ударом в затылок, а потом подвешен к потолочной балке, чтобы инсценировать самоубийство. Но убийца оставляет в его кармане рисунок с надписью «Сестры». Зачем? Чтобы навести на след полицию? Нелогично, если учесть, что убийство пытались замаскировать под самоубийство. Что вам подсказывает литературный талант, Владимир Алексеевич?
Тут уж пришла моя очередь досадливо морщиться — отчего это Архипов отвел мне роль какого-то писаки? Может, напомнить ему, кто именно раскрыл историю со «смертельными номерами» в цирке Саламонского? Впрочем, сейчас важно было не сводить счеты, а понять ход событий — чтобы найти у Ренарда слабое место и прекратить всю эту историю с шантажом Надежды Петровны.
— А мог Юра сам написать эту записку и положить в свой карман?
— Зачем?
— Ну… чтобы не забыть…
— Владимир Алексеевич! — укоризненно сказал Архипов. — Это немного странно — вряд ли он мог запамятовать то, что с ним произошло. То есть все, что происходило в Палашевском переулке, объяснить можно — кроме этого рисунка в кармане. Так что тут ставим пока знак вопроса, хотя, возможно, эта деталь в дальнейшем может стать решающей. Но идем дальше. Ламанова, как вы рассказываете, получает первое письмо с требованием денег в обмен на фотографию. Мы знаем, что Бром-старший проиграл двадцать тысяч в «Треисподней» и ему нужны деньги. Платить Ламанова отказывается. Вы едете на Большую Ордынку к фотографу — Леониду Брому, и тот утверждает, что фотографии оргии были похищены. Вспомните: он был удивлен похищением или разыгрывал это удивление?
— Я бы сказал, что он был удивлен, но быстро успокоился. Вероятно, поняв, кто мог похитить пластинки и отпечатки.
— Так. И далее происходит убийство Ковалевского на Петровке. Почти тем же способом, что и в Палашевском, только без инсценировок на сей раз. Опять жертву оглушили кистенем. Но не до смерти. Поэтому дорезали кинжалом. И еще одна подробность, которая для меня раньше была непонятна, но после вашего рассказа о шантаже вроде как объясняется. Убийца натянул на Ковалевского платье и надел на лицо маску.
— Это было послание для Ламановой, — напомнил я.
— Да-да, — кивнул Захар Борисович. — Здесь пока я следую вашей линии рассказа. Но вот дальше происходит совсем непонятная вещь — Аркадия Брома убивают. Кто? Зачем?
Архипов сделал паузу и посмотрел на меня.
— Маша! — крикнул я в сторону кухни. — Принеси нам бутербродов с мясом и салатом.
Потом повернулся к сыщику.
— Извините, еще не успел позавтракать. Вы как насчет бутербродов? — Очень хорошо.
— Так вот, — продолжил я. — Мы знаем, что Бром отчаянно нуждался в деньгах, которые требовали у него азиаты. Что, если он пытался вымогать их не только у Ламановой, но и у остальных? У Ковалевского, у Ренарда? Если предположить, что, кроме этой групповой фотографии, к нему в руки попали и другие, более компрометирующего свойства, он вполне мог прийти к Ковалевскому и потребовать денег. Ковалевский не соглашался, между ними завязалась драка, и Бром ударил его. Не найдя в квартире Ковалевского достаточно денег, он пошел к Ренарду с тем же фортелем. Но тут все повернулось для Брома трагически — модельер отдал приказ своему телохранителю, и Змеюка прирезал шантажиста.