В тусклом свете одинокого бра Арцаков поднес снимок к глазам и вгляделся.
— Ха! Это Ренард!
— Ты уверен? Арцаков вернул мне снимок.
— Точно!
— Но лица почти не видно. И потом — это платье… Я и сам подумал было… Так ты думаешь, это он?..
— Вот, — Арцаков своим толстым пальцем ткнул в фотографию. — Видишь этот перстень? Это ренардовский. Я его хорошо запомнил.
Я всмотрелся в снимок. Сам я внимания на перстни модельера не обратил, но не доверять Арцакову у меня не было никакого повода.
— Значит, Ренард — один из «сестер»? — задумчиво сказал я. — Ну и что из этого?
— Здравствуйте опять! — послышался голос Маши.
Она, вероятно, из любопытства покинула кабинет, чтобы посмотреть, с кем я разговариваю. За ее плечом тянула шею Ламанова.
Арцаков встал. Я представил их друг другу.
— Что-то серьезное? — спросила у Арцакова Надежда Петровна.
— Не так чтобы, — быстро ответил я за Петра Петровича. — Но похоже, что Ренард все-таки нанял других людей. — И вы говорите, что ничего серьезного? — воскликнула Ламанова и нервно оглянулась, как будто наймиты Ренарда уже лезли сквозь окна: — Где они?
— Надеюсь, спят, — ответил Арцаков. — Но в любом случае я бы подежурил до утра. Ты, Владимир Алексеевич, бери супругу и ступайте домой. Меня тут будет достаточно, если мадам, — он поклонился Ламановой, — не против.
— Давай я останусь, вдвоем веселей отбиваться, — предложил я, чувствуя предательский зов мягкой перины. — Мне вот Надежда Петровна дала револьвер. Я вынул из кармана «Смит и Вессон» ее мужа. В ответ Арцаков молча вынул из своего кармана бельгийский «Бульдог».
— Пятизарядный. Помощней твоего будет при короткой-то дистанции.
— Ну хорошо, — согласился я, положив свой револьвер на кресло. — Только я и этот тебе оставлю. Мне он по дороге ни к чему, а у меня дома есть пара «наганов».
— Оставляй, — кивнул Арцаков. — Не помешает. И вы идите, мадам, я у вас сегодня за сторожа.
— Но… — замялась Надежда Петровна. — Сколько вы собираетесь попросить за ваши услуги?
— Нисколько, — ответил ей Арцаков. — Тут личное. Вам Гиляй потом все объяснит. Правда, Гиляй? Я кивнул.
— Ну, хорошо… — неуверенно протянула Ламанова. Я смотрел на Машу, на ее лицо. Я знал это напряженное выражение. Маша была чем-то сильно встревожена, но не говорила чем. Она просто стояла, глядя в никуда, раздувая ноздри.
— Что? — спросил я. — Что такое? Маша сделала мне рукой знак молчать, а потом тихо пошла к коридору.
— Что случилось, Владимир Алексеевич? — встревоженно спросила Ламанова.
— Не знаю. Маша остановилась и повернулась к нам.
— Чем это пахнет? — спросила она тихо.
— Откуда? — спросил я. Маша указала на коридор. Арцаков быстро подошел и тоже принюхался.
— Это керосин, — сказал он.
— Не ходите туда, — приказал я Маше и Надежде Петровне. — Мы тут вдвоем управимся.
Мы почти пробежали весь коридор и при свете тусклой лампочки уставились на дверь, выходившую во двор. Запах керосина стал очень резким.
— Вон, — шепотом сказал Арцаков, указывая вниз. Из-под двери медленно вытекала темная лужа.
— Откуда они столько керосину взяли? — прошептал Петр Петрович. — Ведрами, что ли, принесли?
— Ну, что, откроем и в атаку? — предложил я тихо, кивая на дверь.
— А если спичку кинут? Сгорим!
— Да уж.
— Все одно сейчас подожгут, — сказал Арцаков, оглядываясь. — Надо бы…
Он увидел бак для кипячения воды.
— Эх, тоже мне прогресс! — с горечью сказал Петр Петрович. Раньше воду ведрами носили. Мы бы сейчас ведро из бака наполнили и на дверь. А тут кран прямо из стены торчит.
— Может, сам бак сковырнем? — спросил я. — Вдвоем наляжем?
Арцаков посмотрел на меня, а я — на него. Оба мы, конечно, обладали кое-какой силой. Но и бак был привинчен к полу крупными гайками. Да и сам, кажется, весил немало.
— Ткань нужна, — сказал Арцаков. — Штора или покрывало. Намочим ее в баке и будем сбивать пламя.
— Ну, ткань-то мы тут, я думаю, найдем, — отозвался я.
— Ой-ой-ой! — послышалось сзади. — Только не надо хватать без спросу!
Я со стоном развернулся.
— Надежда Петровна! Я же сказал — тут опасно! Возвращайтесь в гостиную! В любую секунду может вспыхнуть по…
Он вспыхнул именно в эту секунду. Дверь вдруг начала потрескивать, а в щели сверху и снизу стал заползать дым.
— Быстро! Кусок ткани!
Ламанова бросилась к двери на склад, начала искать ключ на связке, нашла, но не успела вставить, потому что закашлялась. Все это время Арцаков топтался вокруг нее и приговаривал: «Скорей! Скорей! Горит же!»
— Да я вижу, что горит! — не выдержала Ламанова. — Одну минуту! Наконец ей удалось открыть дверь. Нырнув в проем, она недолго там копалась, а потом вернулась с ворохом серой дерюги.
— Вот! — сказала Надежда Петровна. — Мы ее на половые тряпки рвем. Ее не жалко.
Арцаков схватил в охапку дерюгу и начал засовывать ее в таз под баком. Потом открутил все краны — и тот, что на стене, и на самом баке. Струя холодной воды ударила вниз.
Через несколько секунд ткань промокла. И Петр Петрович выхватил ее из таза.
— Алексеевич! Выбивай дверь! — закричал он.
— Чем? — растерялся я.
— Ногой! Времени нет! Отворачивая лицо от дыма, я подошел поближе к двери и ударил в нее ботинком. Дверь не поддалась.
— Сильней! — скомандовал Арцаков. Вода с промокшей насквозь дерюги залила ему брюки.
Я ударил сильнее, и дверь поддалась. Я собрался, задержал дыхание и врезал со всей силы. Дверь распахнулась, рассыпав целый сноп искр.
— Посторонись!
Арцаков промчался мимо меня, забежал с внешней стороны и начал сбивать мокрой дерюгой пламя с двери.
— А что если там бандиты? — спросила Ламанова. Позади нее стояла бледная Маша. — Где? — спросил я.
— Спрятались во дворе. И сейчас начнут стрелять по вашему другу.
— Черт! А ведь точно! — Я сунул руку в карман и тут же вспомнил, что оставил револьвер на кресле.
— Маша! Сбегай в гостиную — там револьвер. Принеси его.
Я выскочил на улицу, опасливо поглядывая по сторонам. Арцаков уже почти сбил все пламя.
— Петрович! А если они все еще тут? Пошли назад. «Ангел» остановился, тяжело дыша.