— Ну, так чем ты занимаешься теперь? — осмелился он задать вопрос.
— Ничем, — бросила она.
— Ну ладно. — Он скрестил руки. — Так что, нам лучше стоит поговорить о погоде?
— Почему ты решил заняться преподаванием здесь? — в свою очередь, спросила она. — Вряд ли от проводимых тобой исследований остается много свободного времени.
— Так-то оно так, но я почувствовал, что окончательно отрываюсь от реального мира. Так легко уйти во все это с головой. Ты же понимаешь, как это: библиотеки, студенческие столовые, университетские бары. А некоторые молодые студенты просто действуют мне на нервы. По-моему, они вообще не сознают, что реально происходит в мире.
— В отличие от тебя, — ехидно заметила Джулия.
— А ты, конечно, в этом сомневаешься, — парировал он, вскинув брови.
— По крайней мере я повидала мир и сама зарабатывала себе на жизнь. По крайней мере я не поступала в Университет, думая, что это Богом данная мне привилегия.
— Хм-м…
— И, может быть, я не делаю сейчас ничего выдающегося, однако я не стала поступать в магистратуру только из-за того, что побоялась взглянуть в лицо действительности.
— Я вижу.
Воцарилась тишина. До Джулии слабо доносились из классной комнаты приглушенные голоса. Больше всего раздражало, что не хотелось соглашаться с ним вне зависимости от того, что он говорит. Лично для нее первый семестр в университете стал культурным шоком. После жизни, в которой каждый момент бодрствования ей приходилось беспокоиться об опаздывающих поездах, неоплаченных счетах за электричество и квартплате за следующий месяц, она неожиданно очутилась во второй юности, где ее обязанностью стало писать рефераты и читать книги, которые раньше она могла себе позволить только бегло просматривать во время ланча. А университетский социум просто выбил почву у нее из-под ног. Приспособиться оказалось нелегко. Внутренне она ощущала колоссальный пресс из-за того, что должна была делать все безупречно, чтобы как-то оправдать свой уход с работы и убедить старых друзей в правильности своего поступка.
Но это было тогда. А сейчас — это сейчас. Никто не предупреждал ее об ужасном личном кризисе, который наступил затем. Больше всего ее мучило то, что год назад никто не сомневался, что ей прекрасно живется, а вот теперь она должна возвращаться в Лондон, к работе, к той жизни, в которой якобы было ее место. Только вот это уже не было ее местом. И проблема была в том, что теперь у нее вообще не было своего места в жизни. Она выдернула себя из прошлого и, вернувшись в настоящее, обнаружила, что Роб разглядывает ее с неким интересом.
— Извини, я задумалась, — сказала она, не испытывая ни малейшего раскаяния.
— Я тоже. Я подумал, что ты делаешь чересчур поспешные выводы о человеке при первой встрече с ним. Ты всегда такая?
— Всегда — какая? — переспросила она, стараясь уклониться от его анализа.
— Я не ожидал подобного от человека твоей профессии. Не должна ли ты мыслить более свободно? Мне говорили об этом, когда я устраивался сюда.
— У меня все нормально со свободой, — попыталась защититься она, съежившись под его слишком прямым взглядом.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Тридцать, — ответила она, словно это что-то доказывало. — Ну а тебе?
— Мне двадцать девять. Знаю, что выгляжу моложе. Но я тоже поздновато начал. — Он улыбнулся, заметив ее удивление, и она почувствовала, что ее желудок словно прилип к позвоночнику. — Итак, теперь, когда мы выяснили, что оба являемся древними ископаемыми, может, попробуем начать сначала?
О! Двадцать девять! В действительности он не выглядел на столько. Она-то думала, что он один из тех хорошеньких мальчиков, которые расхаживают по Оксфорду с таким видом, словно план города был им выдан вместе со свидетельством о рождении.
— Я… Я не говорю, что все в магистратуре такие… — неуверенно пролепетала она.
— Как насчет того, чтобы пропустить стаканчик после занятий? Мне бы хотелось поболтать с тобой.
— Хотелось бы?
— Ага. Так как?
Что она должна сказать? Она замерла. Слова, которые тут же находились при обычных обстоятельствах, бесцеремонно покинули ее.
— Наверное, слово, которое ты забыла, — это «да», — пришел он к ней на помощь, его губы слегка искривились.
Какая наглость! Нет, она не собирается пропускать с ним стаканчик. Ни сейчас, ни в любое другое время. Ну по крайней мере до тех пор, пока она не перестанет чувствовать проклятую тяжесть, сжавшую бедра, и не купит подходящий комплект шелкового белья.
— Нет. Извини, сегодня мне нужно домой.
— Ладно, — согласился он с подозрительным равнодушием.
— Может быть, на следующей неделе? — спросила она, ненавидя себя за эту попытку выпросить еще один шанс.
Ничего не ответив, он рассеянно обернулся, словно и не расслышал ее. А затем вежливо напомнил:
— Может, стоит посмотреть, как дела у Мака?
Она взглянула на часы, ее дрожащее сердце провалилось куда-то в ботинки и приземлилось с глухим стуком. Да, урок уже практически закончился.
Когда они вернулись к Маку, тот рассеянно обозревал комнату, постукивая кончиком ручки по столу. Джулия обошла стол и села на свое место рядом с ним. Он уже убирал свой блокнот.
— Ну как, Мак, у тебя получилось что-нибудь?
Он посмотрел на нее своими честными глубоко посаженными глазами. Впервые под этим взглядом ей стадо как-то не по себе. Что такого она сказала? Неужели она позволила высокомерие по отношению к нему? Чувство вины подсказывало, что она заслужила этот взгляд. Что-то она сказала или сделала такое, что обидело его.
— Я… э-э-э… если у тебя есть что мне показать, я могла бы помочь тебе.
— Я ничего не написал, — ответил он.
Сидя на стуле, она беспомощно наблюдала, пока он поднялся, накинул на плечи свою кожаную куртку и выудил из-под стола шлем. Потом закинул на плечо рюкзак и направился к выходу. Черт возьми! Джулия оттолкнула его, и в этом не было ничего удивительного. Она приложила руку к горящему лбу и встала, готовая бежать за ним и оправдываться.
Он остановился в дверях, обернулся, посмотрел на нее и вдруг, к полному ее удивлению, подмигнул:
— Увидимся через неделю.
Пока Джулия облачалась в свои свитера и заматывалась в шарф, остальные, болтая по пути, покинули класс. Она взяла сумку и выключила свет, напоследок оглянувшись и окинув взглядом опустевшую комнату. Она все еще ощущала здесь присутствие Роба. Он, должно быть, оставил после себя облако невидимых частиц, которые заставляли ее волосы вставать дыбом, как в наэлектризованном воздухе перед грозой. Такие шансы появляются и исчезают, как автобусы, подумала она. И в ту же секунду мелькнула мысль: «Почему всегда надеешься, что скоро придет следующий?»