— Ты не должна была так делать.
— Говорю тебе, не беспокойся. В любом случае, еда была восхитительна. Это того стоило.
— Хотя компания подкачала, да? — Он уставился на страницу неразборчивых записей, лежащую перед ним, потер глаза и лицо ладонями.
— Милый, с тебя уже достаточно. Может быть, все-таки поспишь?
— Не могу, — опустошенно ответил он.
— Нельзя так надрываться. — Она осторожно присела на краешек кровати, кутаясь в огромную мужскую рубашку, которую обычно надевала вместо ночной сорочки.
В комнате было холодно, но, видно, Фабиан этого не замечал.
— Тебе нужно успокоиться. Делай все постепенно, потихоньку. Осваивай, как китайскую еду, не спеша, кусочек за кусочком.
Его губы тронула саркастическая усмешка, он покачал головой.
— Это нисколько не похоже на китайскую еду. Честное слово, это худшее, что случалось со мной в жизни. — Он посмотрел на нее печально, явно изнемогая от усталости. — Я не хочу ничего делать, Мэгги. Я собираюсь перенести защиту или вообще отказаться от нее.
— Ты не сделаешь этого! — запротестовала Мэгги. — Тебе нужно забыть о Сарре и делать все по-своему. Во всяком случае, любой диплом лучше, чем никакой.
— Для тебя это так. — Он откинулся на спинку стула, глядя в потолок. — У меня все по-другому. Для тебя попасть в университет, тем более в Оксфорд, уже было чудом, правда? Вне зависимости от результата.
Она готова была рассердиться, но, подумав, решила, что в общем-то он прав. Если бы когда-то ей сказали, что она попадет в Оксфорд, она поверила бы в это не больше, чем в то, что она попадет на Юпитер. Никто никогда не спрашивал ее, какого уровня у нее диплом, и для большинства ее друзей это не имело никакого значения. Даже Пит не пытался понять, как много значило для нее то, что она получила высший второй. Хороший результат. Ее руководитель сказал, что она почти дотянула до первого, но она даже не пыталась рассказывать этого Питу. Только она сама знала, чего ей это стоило. Больше никто.
— У меня ведь совсем другая семья, — усталым голосом продолжал он. — Мой дед учился здесь, мой отец, моя сестра. И все получили первый уровень. Все, каждый из них. Даже моя мать, наверное, получила бы первый, если бы ее семья сочла, что женщина должна учиться в университете. Но они вместо этого послали ее в престижный секретарский колледж. — Он фыркнул. — Смешно же! Смешно смотреть, как она тоже давит на меня вместе со всеми.
— Наверное, она просто не понимает, как это трудно. — Мэгги попыталась найти компромисс. Если бы она сейчас поддержала его негодование, это только еще больше распалило бы его. А ему, наоборот, надо успокоиться. — Ты не пробовал объяснить ей это?
— Бессмысленно. — Он прикрыл глаза и опустил голову. — Все, что она хочет знать, это то, что Сарра с этим справилась. А если Сарра справилась, то нет никаких причин, почему этого не могу сделать я.
— Но ты же не Сарра, — возразила Мэгги. — Ты прекрасно это сознаешь, и, насколько я понимаю, проблема именно в этом.
— Они не хотят этого понять, — убитым голосом проговорил Фабиан. — Для них диплом — все равно что какой-нибудь IQ-тест. Они думают, что если мне удалось справиться с уровнем А, то для меня это было так же легко, как и для них. А на самом деле я сделался затворником и трудился как проклятый, чтобы с ним справиться.
— Но ведь все трудятся, — заметила Мэгги. — Никому это не дается легко. И мне тоже пришлось потрудиться.
Он открыл глаза и посмотрел на нее, медленно покачав головой.
— Нет, ты не понимаешь меня. Тебе было трудно, потому что у тебя была работа, семья, внучка и экзамены одновременно. А я говорю о том, что я вкалывал по восемнадцать часов в сутки, практически все два года. Я занимался только этим, ничем больше, но был готов уже свести счеты с жизнью. Я безумно боялся провалиться.
Мэгги, взяв чашку, смотрела на него. Его глаза уставились в одну точку где-то в углу. Она решила дать ему выговориться.
— И ложь продолжала умножаться. Я поступил сюда, считался великолепным студентом, все предполагали, что я могу получать только высшие отметки, и когда я их действительно получал, это воспринималось как должное. Но все это было ложью. Я не смел никому сказать, что на самом деле это не мое место. Что я не должен был попасть сюда.
— Но ты же здесь, — мягко возразила Мэгги. — Ты смог дойти почти до конца.
— Ценой дырки на заднице в штанах, — ответил он, нервно втягивая воздух. — Но теперь пришло время раскрыть карты. Это уже не учеба. Я просто не в состоянии справиться с этим. Для меня это слишком.
Он снова уставился в бумаги, побледнев еще больше.
— Фабиан, ты дополнительно не сказал ничего к тому, что я говорила себе в прошлом году. Абсолютно все говорят то же самое. И все искренне в это верят. Оксфорд жесток ко всем. Все чувствуют себя здесь обманщиками, но это не так. Они приняли тебя потому, что ты был им нужен, и, что бы ты ни получил на экзаменах, этот факт уже не изменить.
— Слова, слова. — Он покачал головой. — Я слышу твои слова, но все равно уверен, что они согласились взять меня только из-за семейной традиции.
— Чушь, — категорично заявила Мэгги. — Из-за какой традиции, в таком случае, взяли меня? А они оказались такими идиотами, что взяли.
— Но ты же на самом деле хорошо училась. — Он склонил голову набок и с восхищением посмотрел на нее. — Мэгги, ты действительно заслуживала быть принятой сюда. В этом все и дело. У тебя хватало на это мозгов, вне зависимости от твоего положения. А у меня — нет. Моим мозгам с этим не справиться. Вызубрить все к выпускным экзаменам невозможно. Уже слишком поздно. А выехать на интеллекте не получится по причине отсутствия у меня оного.
— Кто тебе такое сказал? — ласково улыбнулась Мэгги. — Ты очень восприимчивый человек, Фабиан. Именно это я и называю интеллектом. То, что ты сказал мне, действительно заставляет задуматься. Уже очень давно никто не делал мне таких отчаянных откровений.
Он с сомнением прищурился:
— Что же такого я сказал?
— Что ты чувствуешь, что тебя используют. Может, не такими словами, но суть в этом. И что я навешиваю ярлыки сама на себя. Это тоже верно. Да, я бабушка. Это факт, и с этим уже ничего не поделаешь. — Она помолчала. У нее было время подумать над его словами. Странно было вновь прокручивать их голове. — Но я еще и женщина. И я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты напомнил мне об этом.
— Очень красивая, — осторожно добавил он. У нее потеплело внутри.
— Фабиан, спасибо тебе за то, что ты увидел меня такой, какая я на самом деле. Дома я всегда была женой Пита, или матерью детей, или бабушкой Шарлотты. Это… это некоторый шок — неожиданно посмотреть на себя отдельно от всех, без того окружения, которое висит на тебе грузом, и попытаться понять, кто же ты на самом деле.