– Привет, ребята, – поздоровалась Дженна. – Мне папа звонил.
– Привет, – ответила Лекси, наконец чувствуя, что расслабляется. Наедине с Броди она была как на иголках – слишком много разных чувств в ней вызывал этот мужчина. А присутствие нейтральной стороны – то есть Дженны – сразу разрядило обстановку. Дженна, конечно, сестра Броди, но ведь тоже женщина и должна понять, что сейчас испытывает Лекси. Она похлопала по барному табурету рядом с собой:
– Садись.
Дженна пересекла комнату, сняла пальто и положила на подлокотник дивана. Проклятый диван. Лекси покосилась на Броди. Вне всяких сомнений, от него не ускользнуло, что ему Лекси присесть не предложила, а сестру встретила гораздо приветливее и гостеприимнее. Взгляды их встретились, и Лекси поняла, что не только она, но и он испытывает грусть. Лекси несколько раз моргнула, с трудом удерживаясь от слез. Нет, плакать она не станет – во всяком случае, сейчас. Может быть, потом.
– Оставлю вас наедине. Не буду мешать, – произнес Броди, не сводя глаз с Лекси. – Попозже позвоню. Только, пожалуйста, подойди к телефону.
До чего хорошо Броди успел узнать ее! Нет, надо прекратить с ним всякое общение, и поскорее. Сейчас Лекси испытывает слишком сильную обиду и возмущение. Надо, чтобы страсти улеглись. Возможно, потом они смогут стать друзьями, но сейчас Лекси просто не может доверять Броди. А без доверия отношения не построишь.
Броди направился к выходу.
– Дженна, запри за мной дверь, – попросил он.
Предусмотрителен, как и всегда. Дженна спрыгнула с табурета и исполнила просьбу брата. Потом повернулась к Лекси и подозрительно прищурилась:
– Ну, и что это было? Думала, у вас роман или что-то вроде того.
Скорее уж «что-то вроде того».
– Да, роман был.
– А почему в прошедшем времени?
– Броди солгал мне.
Дженна вскинула брови и скрестила руки на груди.
– Он, конечно, зануда, но лжецом никогда не был.
Отлично – сестренка вступилась за старшего брата. Лекси потянулась за стаканом и залпом выпила воду до дна.
– Спасибо.
– За что?
– Пока ты не пришла, я так тряслась, что стакан в руке удержать не могла.
Дженна снова уселась на табурет и ободряюще похлопала Лекси по колену.
– Я знаю, что случилось в гараже. Папа рассказал, пока ты общалась с копами. А теперь ты злишься на Броди. Почему? Только не говори, что он солгал, все равно не поверю.
Лекси была единственным ребенком, поэтому братско-сестринская преданность была для нее явлением незнакомым. Сейчас она подумала, что не отказалась бы, если бы кто-нибудь с таким же пылом защищал ее.
– Ну хорошо, я слишком резко выразилась. Броди просто кое о чем умолчал. Знал, что Бренда – подозреваемая, и Маккол вот-вот отправится к ней, но меня не предупредил. Поэтому я была совершенно ошарашена, когда Бренда меня уволила.
– Уволила?!
– Да. Если бы я не стала обсуждать это дело с миссис Хеннингс, Бренду не заподозрили бы в убийстве. – Лекси провела рукой по лбу. – Ну почему всю вину свалили на меня? Можно подумать, это я наняла Эда Лонга. Я тут вообще ни при чем!
– Конечно! Просто Эд Лонг – законченный бандит, а Бренда – мать-одиночка, у которой не выдержали нервы. Ничего, когда миссис Уильямс узнает, в чем дело, сразу возьмет тебя обратно.
Лекси пожала плечами:
– Какая разница?
Все равно ассистента теперь нанять не получится.
– Как это – какая? Большая! Это несправедливо. А что касается Броди…
– Пожалуйста, не надо его выгораживать.
Дженна вздохнула:
– Я и не собиралась. Разве что чуть-чуть. Но я хочу сказать совсем не то, что ты ожидаешь услышать.
– Серьезно?
– Просто выслушай, хорошо? Я выросла в семье копов, а теперь вдобавок начала встречаться с полицейским. Если думаешь, что Броди скрытный, когда дело касается работы, попробуй пообщаться с Брентом. Молчит как рыба.
– Бедная ты несчастная, – произнесла Лекси.
– Даже не представляешь, как с ними в этом смысле тяжело. Ну так вот – сколько себя помню, папа служил в отделе убийств. Иногда приходил домой мрачный и неразговорчивый, а я никак не понимала, почему он не может говорить с нами о работе, о расследованиях. Зато потом поняла. Не знаю, может быть, папа и рассказывал что-то маме, но не все – по большей части предпочитал держать в себе. Боялся, что сболтнет лишнего, и это как-то помешает расследованию. Броди тоже рос в такой обстановке и перенял привычки отца.
– Но он же знает, как для меня важна откровенность.
– Так вот что тебя беспокоит! А я думала, дело в увольнении.
– Да, меня это беспокоит! Если Броди не предупредил меня сейчас, что еще он будет скрывать? У меня был жених, я любила этого мужчину и доверяла ему – пока не застукала со стажеркой.
Дженна широко открыла рот.
– Да ты что!
– Вот именно. Знаешь, какой униженной я себя почувствовала?
– Я бы на твоем месте его пристрелила.
– К сожалению, тогда мне это не пришло в голову, а вообще-то мысль хорошая.
– От всей души сочувствую.
– Это было давно. Хорошо, что не успела выйти замуж за эту свинью. Но честность для меня – больной вопрос. Отношения должны быть открытыми. А твой брат знал, как важен для меня этот проект, и не предупредил, что клиентка – главная подозреваемая убийства. Но хуже всего то, что Броди мне не доверяет – думал, я не сумею промолчать и непременно проболтаюсь.
Дженна покачала головой:
– Вряд ли Броди так о тебе думает.
– А в чем тогда дело? Только не говори, что в работе. Это я понимаю. Но убийство Уильямса – не просто какое-нибудь расследование. У меня в этом деле был личный интерес. Сидя в гостиной у Бренды, я поручилась за Броди. Убедила миссис Уильямс довериться ему. Только из-за меня Бренда согласилась показать детям фоторобот человека, убившего их отца. Броди мог хотя бы предупредить меня. Конечно, твой брат очень заботлив, но когда дело касается не мер безопасности, а чувств и эмоций – тут он полный профан. А я не могу заводить отношения с человеком, который не в состоянии даже заметить, когда задевает мои чувства.
– Ты должна поговорить об этом с Броди.
– Зачем? Все и так понятно. Будь все наоборот, я обязательно предупредила бы Броди.
Несколько минут Лекси ждала, что сейчас Дженна начнет возражать, но сестра Броди молчала. Ну, хоть кто-то из Хэйуордов ее понимал. Или просто не хотел спорить.
Лекси готова была пойти на компромисс во многом, но только не в том, что касалось искренности.