– По-настоящему? – переспросила она, заранее понимая ответ.
– Да, моя дорогая.
Ей не понравилось, с какой отстраненностью он декларировал ей такую новость. Рокко тем временем продолжал:
– Условия контракта не меняются. Просто добавляется дата росписи. Свадьба через шесть недель.
Оливия не верила своим ушам:
– Шесть недель?
Рокко пожал плечами:
– Можешь не волноваться. Развод будет безболезненным.
Пальцы Оливии вжались в крышку соседнего стола. Так вот почему он так непривычно мягок с ней. Вот почему похвалил ее эскизы.
Она покачала указательным пальцем из стороны в сторону:
– Нет, знаешь ли. На это я не подписывалась. Идти с тобой под венец через шесть недель – это чересчур.
– Придется, моя дорогая, – протянул Рокко с той же самодовольной улыбкой. – Согласен, это создает некоторые сложности. Нам обоим сейчас только и не хватало того, чтобы заниматься свадебными хлопотами. Но обратного пути у нас нет.
Ужас прошедшей конференции, страх общения с журналистами, их каверзные вопросы, летящие отовсюду, – слишком свежи были эти воспоминания. Вновь оказаться в свете софитов было как выйти голой на уличную демонстрацию. Нет, в десять раз хуже. К горлу подступила тошнота.
– Ты сошел с ума, – выдохнула она. – Скажи своим партнерам, что я не готова идти замуж ради них. Скажи им что угодно, но свадьбы не будет.
Фотографы от моды никогда не отличались тактом. Из тех, с кем доводилось работать Оливии, первая половина была занудными изощренными эстетами, как тот же Гуиллермо Виллануэва. Вторая половина отличалась полным безразличием к моделям. Это была стая зверей, которые выплескивали на моделей свою злобу, при каждом удобном случае крича, что в жизни не работали ни с кем более бесталанным.
В этом смысле Алессандра стояла особняком. Невероятно терпеливая, она всегда подбадривала и имела удивительное чутье на хороший снимок. К сожалению, в то утро Оливия не могла дать ей того, что хотела Алессандра. И прекрасно это понимала. Она была зажата, неуклюжа и чувствовала себя не на своем месте.
Ближе к обеду Алессандра наконец отложила фотоаппарат на стол.
– Давайте перекусим, – предложила она. – Продолжим в три.
«Когда вернешься, покажи мне хоть что-нибудь из того, что я прошу».
Нет, Алессандра не сказала этих слов вслух. Она сказала их глазами. Плечи Оливии опустились. На снимке для осенне-зимнего каталога Оливия должна была прижаться к забору в креповом платье удивительной красоты и смотреть в камеру так, как будто к ней вот-вот приедет возлюбленный.
Оливия не могла это сыграть. Возможно, потому, что эту ночь практически не спала. Сообщение Рокко о реальной свадьбе не выходило из головы.
– Что с тобой? – участливо поинтересовалась Алессандра. – Я вижу, тебя что-то тревожит. Может, я тебе помогу?
Оливия не могла держать это в себе.
– Совет директоров требует ускорить нашу свадьбу. Рокко хочет, чтоб мы расписались через шесть недель.
– Шесть недель?! – испуганно воскликнула Алессандра. Затем ее губы сжались в тонкую линию. – На самом деле в этом есть смысл. Учитывая, что Джованни не оставил ему контрольный пакет акций. Холостяцкий образ жизни Рокко всегда беспокоил его партнеров. И теперь, когда контрольный пакет не в его руках, они могут диктовать ему условия.
От удивления Оливия открыла рот:
– Но почему Джованни не оставил Рокко контрольный пакет?
– Джованни отдал десять процентов бизнеса Ренцо Риалто, председателю правления. Он хотел дать Рокко время, чтобы тот посерьезнел и прочно встал на ноги. Мой брат всегда был ответственен и блестяще вел бизнес. Но за его спиной всегда стоял Джованни.
Оливия закрыла глаза. Теперь все вставало на свои места. Вот почему он просто не мог послать совет директоров ко всем чертям.
* * *
Рокко дал себе слово, что не будет вмешиваться в съемки с Оливией. Но в то утро на ней не было лица, и за завтраком она не сказала почти ни слова. Это вселяло серьезные опасения, что Оливия может не согласиться на свадьбу. А такое развитие событий допустить нельзя. Съемки рекламы осенней коллекции «Виво», которую снимала Алессандра, обходились в десять миллионов долларов. Поэтому вместо обсуждения затрат и прибыли с партнерами Рокко выдвинулся на съемочную площадку.
– Не смог удержаться? – съехидничала Алессандра.
– Можно и так сказать. Как идет процесс?
– Я не узнаю Оливию. Два года назад я снимала совершенно другую девушку. Это ты на нее так воздействуешь.
Рокко пожал плечами.
– Мы работали все утро и не сделали ни одного подходящего снимка, – продолжала сестра. – Поговори с ней. Успокой как-нибудь, иначе сегодняшний день будет потерян.
Сказав это, Алессандра кивнула в сторону террасы.
Оливия стояла возле перил и смотрела на дворик внизу. Она чем-то походила на экзотическую птицу, готовящуюся к полету.
Внезапно Рокко ощутил резкое чувство вины, подступившее к самому сердцу. Но какая, черт возьми, может быть вина? В конце концов, они оба получали то, что хотели.
Он подошел к перилам. На красивом лице Оливии отразилось удивление:
– У тебя же загруженный день.
– Решил посмотреть, как идет процесс.
Странная тень мелькнула в ее горящих голубых глазах.
– Ты хочешь, чтоб я вышла за тебя замуж. Чтобы я стояла перед священником и врала о своих чувствах к тебе. Прости, но это никак не настраивает на рабочий лад.
Рокко склонил голову:
– Согласен, это непросто. Но необходимо.
– Ты знаешь, что я загнана в угол. На кону мое будущее. И ты знаешь, что я не могу отказаться.
Какое-то время он смотрел на нее, не зная, что ответить. Он понимал, что это означает согласие, и боялся, что любое неосторожное слово может испортить все.
– Алессандра рассказала о моем фиаско? – продолжила Оливия, будто сама была заинтересована скорее сменить тему.
– Она просто сказала, что ты словно сама не своя, – ответил Рокко, облегченно вздыхая.
Оливия отвернулась и посмотрела на крыши домов.
– Боюсь, я потеряла хватку. Раньше все это давалось мне так легко. А сегодня… катастрофа.
– Оливия. – Рокко положила руку ей на талию и развернул к себе. – То, что случилось год назад, уже в прошлом. Думай о своем скором успехе, и у тебя все получится.
Голубые глаза Оливии потемнели, становясь синими.
– А если нет? Что, если я не смогу? Тогда ты потеряешь пять миллионов долларов.