Рокко отрицательно покачал головой:

– Такой талант, как у тебя, не может исчезнуть. То, с чем ты борешься, находится в твоей голове.

В ее глазах читалось сомнение, и она отвела взгляд в сторону. Рокко коснулся пальцами ее подбородка и снова повернул лицо Оливии к себе.

– Ты знаешь, что я прав.

– Откуда тебе знать? – спросила она. – Ты представить не можешь, каково это, когда ничего не получается.

– Ты сильно заблуждаешься, моя дорогая. Когда я, совсем молодым, стал генеральным директором Дома Монделли, мне казалось, что я умнее всех. Я заключил крупную сделку, игнорируя протесты Джованни. И чуть не довел компанию до банкротства.

Глаза Оливии округлились.

– И знаешь, как отреагировал Джованни? – продолжил Рокко. – Он не сказал мне «я же говорил». Он посоветовал извлечь урок из этой ошибки. Тогда я не поверил своим ушам. Я был повергнут, растоптан. Мне было стыдно выходить из кабинета, попадаться на глаза коллегам. Несколько месяцев я воздерживался от серьезных шагов, но потом понял, что совет деда помог. Я извлек выгоду из своей ошибки и со временем снова стал верить в себя, избегая ошибок прошлого. Смог я, сможешь и ты.

Оливия заморгала, и Рокко подумал, что она вот-вот заплачет:

– Так что расслабься, соберись и покажи, что ты можешь. Твой талант никуда не ушел, ты просто на время его усыпила.

Ему показалось, что он видел понимание в глазах Оливии. Но она была так напряжена, так закрыта. И все же Рокко знал, это должно помочь. Это и еще кое-что. Он положил руки ей на ягодицы и притянул к себе. Глаза Оливии вспыхнули.

– Что ты делаешь?

– Решаю проблему единственным известным мне способом.

Оливия хотела что-то ответить, но он уже прижался губами к ее губам. Их мягкая сладость и аромат затмили в голове Рокко последние проблески рассудка. Сначала он хотел лишь успокоить ее, но слишком сильно было искушение. Его организм был словно запрограммирован на какую-то слабость перед Оливией. Ему хотелось вкусить ее. Почувствовать ее в своих руках. И эта жажда поглотила его целиком. Слишком сладок был этот запретный плод. Рокко хотел получить то, что ни при каких обстоятельствах не должно было принадлежать ему.

Он запустил руку в ее шелковистые волосы и поцеловал ее крепче. В этот раз она ответила, также не в силах сопротивляться тому, чего так ждала.

Рокко водил пальцами по спине Оливии, заставляя исчезнуть остатки напряжения в ее теле.

– Прошу прощения, – раздался сзади голос Алессандры, и Оливия вздрогнула. – Нам нужно продолжать.

Оливия молча кивнула и вытерла губы ладонью.

– Не могу поверить, что это произошло, – призналась она, разглядывая помаду на ладони. – Что ты пытался доказать в этот раз? Что я перед тобой бессильна?

Не столько эти слова разозлили Рокко, сколько его собственное поведение.

– Я просто хотел тебя успокоить. – Он взъерошил себе волосы. – Скоро мы будем мужем и женой. Думаю, пора положить конец вражде.

Оливия глядела на него не моргая.

– Тебя ждут на площадке, – продолжил Рокко. – Покажи всем, на что ты способна.

Когда Алессандра наконец отставила камеру и объявила окончание съемки, Оливия подошла к ней.

– Ты получила то, что хотела? – спросила она.

Алессандра подняла вверх большой палец:

– Эти пять снимков с лихвой окупят потраченные силы. – Она глубоко вздохнула. – На каждом из них видно, что ты действительно безумно влюблена.

Глава 9

Оливия смотрела на Рокко.

– Я уже сказала, мне все равно, – ответила она на его вопрос о том, какие цвета выбрать основной темой свадьбы. – Пусть будут белый и черный. Как символы тьмы и света.

– Отлично, – ухмыльнулся Рокко. – Ты будешь символизировать тьму, а я свет.

– Уж конечно, – отмахнулась Оливия, беря из рук Рокко список гостей. – Тут тоже все ясно. С моей стороны Виолетта, София, мама и папа. Но отец не поведет меня к алтарю.

– Почему?

– Потому что у него давно другая семья. Я вообще не уверена, сможет ли он прилететь. Он работает на нескольких работах, и каждый пропущенный день означает потерю денег.

Рокко нахмурился:

– Я вышлю ему столько, сколько он потеряет за эту неделю.

– Не надо, – ответила Оливия. – За все эти годы он ничего не сделал ни для меня, ни для мамы. Признаться, я не хочу о нем говорить.

– Тогда поговорим о твоей маме. Как-никак мы скоро познакомимся, и я хотел бы знать о ней чуть больше, чем то, что у нее был роман с Джованни.

– Ты не видел мои кроссовки? – спросила Оливия, меняя тему. – Через пять минут нам выходить.

Рокко отрицательно покачал головой и накинул куртку.

– Мне нужны эти кроссовки, – сказала Оливия, заглядывая под кушетку. – Они мои талисманы.

Рокко вышел за дверь и в коридоре увидел кроссовки Оливии, лежащие в углу под его собственными ботинками. Он взял их, вошел обратно в гостиную и протянул их ей. Но отдернул руку, когда она потянулась за ними.

– Рассказывай, что за кошка между вами пробежала.

Оливия поднялась и резким движением выхватила у Рокко кроссовки.

– Когда ко мне пришел успех, я стала для нее чем-то вроде золотой жилы. Ее карьера давно сошла на нет, и она долго не могла найти даже самую простую работу. А когда я начала зарабатывать, мама принялась тратить мои деньги направо и налево. Чем больше она тратила, тем усиленнее мне приходилось работать. Я очень уставала, каждую неделю у меня были показы в разных странах мира. Казалось, это никогда не закончится. Бесконечный порочный круг, из которого не можешь выйти.

Рокко нахмурился:

– Хочешь сказать, она истратила все твои деньги?

Оливия села на кушетку и принялась завязывать шнурки.

– В один прекрасный день я вернулась из Европы и не смогла расплатиться в магазине своей кредиткой. Сотрудник банка сказал, что деньги на ней закончились. Так что да, мама потратила все, что я заработала.

– Но на что можно потратить столько денег? – удивился Рокко.

Оливия надела вторую кроссовку.

– На квартиру, на машину, на поездки к друзьям во Францию. Я ни о чем не подозревала, была поглощена работой.

Рокко почувствовал неприятный холодок внутри. С самого начала он ошибался в Оливии Фицджеральд. Она не сама довела себя до банкротства, а лишь пыталась поддерживать семью. Так же, как он когда-то.

– Мне очень жаль, – сказал Рокко, глядя на нее и снова чувствуя эту хрупкую беззащитность. На этот раз он знал, что она не наигранна. – Оливия, прости, что ошибался в тебе.