Грейс взглянула на него.
– Наоборот – совершенно ничего смешного, – ответила она.
Да, подумала Грейс, близких не выбирают, и именно поэтому надо стараться поддерживать отношения с теми, которые есть, потому что других у нас не будет. Грейс старалась изо всех сил, уже много лет несколько раз в месяц посещая эти самые традиционные ужины. Причем начала с тех пор, как отец в первый раз пригласил Еву Шайнборн на «Четыре последние песни» Штрауса, а потом – на ужин в ресторан «Джинджермен». Однако все старания Грейс пропадали даром. Ни разу она не почувствовала от Евы ни малейшего проявления теплоты, ни проблеска интереса по отношению к Грейс и Джонатану. И, несмотря на это обстоятельство, продолжаю в том же духе, подумала Грейс. Чего здесь больше – чувства долга или надежды? В любом случае глупо.
Отец продолжал сердито глядеть на Грейс. Ева, очевидно, отправилась выполнять тяжкую, непосильную работу. До чего обременительно тащить на кухню громоздкую, неподъемную дополнительную тарелку! Не говоря уже о салфетке, столовых приборах, стакане для воды и бокале для вина! Что за каторжный труд! И тут Грейс поняла: больше всего ей сейчас хочется развернуться и уйти. Цитируя модную фразу, регулярно вылетающую из увеличенных при помощи ботокса уст знаменитостей, настоящих и мнимых: «Я переросла эти отношения». Однако вслух Грейс этого говорить не стала. Вместо этого сказала: «Папа, с Джонатаном что-то не то. Я очень боюсь».
Хотя погодите – Грейс только хотела произнести эти слова. Уже совсем было собралась, как вдруг в кожаной сумке зазвонил мобильный телефон. Забыв про все – и про папу, и про чувство собственного достоинства, – Грейс стянула ремешок с плеча и принялась рыться в многочисленном содержимом ридикюля – записные книжки, кошелек, ручки, айпод, который в последний раз слушала несколько месяцев назад, ключи, подписанное разрешение от родителей, чтобы Генри вместе со всем классом мог отправиться на экскурсию на остров Эллис, – Грейс все забывала его отдать. Потом визитка лучшего продавца скрипок, которую дал Виталий Розенбаум, – из старого инструмента Генри вырос. Грейс отчаянно надеялась, что звонит именно Джонатан. Должно быть, вид у нее был совсем дикий. Грейс копалась в сумке так, будто, подобно герою боевика, должна была срочно найти и обезвредить взрывное устройство. Но держаться в рамках приличий Грейс не могла. «Только не вешай трубку! – мысленно взмолилась она. – Джонатан, не смей вешать трубку!»
Наконец Грейс нащупала мобильник и выудила его наружу, точно ныряльщик драгоценную жемчужину. Посмотрев на дисплей, растерянно моргнула. Она увидела вовсе не стетоскоп, как рассчитывала. Хотя предположение, конечно, было нелепое – Джонатан ведь оставил телефон. Правда, можно было допустить, что он вернулся домой, отыскал «блэк-берри» и позвонил с него жене. Вторым вариантом, на который надеялась Грейс, был неизвестный номер с кодом Среднего Запада («Грейс, твой муж полный идиот! Представляешь, потерял телефон!»). Нет, на дисплее значилось: «Полиция. Мендоса». Грейс ощутила сильнейшее раздражение и досаду.
И тут ей пришло в голову – вдруг с Джонатаном что-то случилось? Что, если его убили и нашли тело, а теперь звонят Грейс, чтобы сообщить ужасную новость? Но, с другой стороны, почему тогда звонит Мендоса? Может, его теперь к ней прикрепили? Интересно, существует ли среди офицеров полиции такая практика? Один раз попадешь в поле зрения, как подозреваемый или как свидетель, – и готово. Любопытно, сколько жителей Нью-Йорка приходится на каждого офицера полиции? И как удивительно, что за два дня Мендоса уже второй раз желает с ней пообщаться.
Наконец Грейс решила не отвечать по телефону. Однако отец продолжал сидеть напротив, пристально глядя на нее. Наконец спросил:
– Джонатан звонит?
Грейс снова взглянула на дисплей, будто мобильник мог передумать, и сейчас она увидит номер мужа. Но нет – по-прежнему Мендоса.
– Папа, – проговорила Грейс. – Я, наверное, недостаточно ясно выразилась. Понимаешь, я понятия не имею, где Джонатан. Думала, он на медицинской конференции на Среднем Западе, но теперь не уверена.
– А звонить пробовала? – спросил отец, будто разговаривая с полной дурой.
Между тем мобильник перестал звонить. Отлично! Легко отделалась, подумала Грейс.
– Конечно.
– Тогда попробуй позвонить в больницу. На работе точно должны знать, где он.
«Как там Джонатан? Чем занимается?»
Грейс вздрогнула. Телефон тоже задрожал – точнее, завибрировал. Похоже, Мендоса сдаваться не собирался. И тут Грейс по-настоящему забеспокоилась. Вся накопившаяся внутри тревога разом прорвалась наружу. Ей вдруг пришла в голову мысль – вот и закончилась белая полоса, теперь наступила черная.
– Надо ответить, – произнесла Грейс, обращаясь не то к папе, не то к самой себе. – Это, кажется, важный звонок.
Отец вышел из комнаты. И тут Грейс повела себя странно. Очень твердыми, очень целеустремленными шагами направилась к одному из длинных неудобных диванов Евы. Осторожно опустила разворошенную сумку на безобразно дорогой старинный ковер, сотканный то ли в Кермане, то ли еще где-то в Персии. А потом самым категоричным, самым невозмутимым тоном, на какой была способна, Грейс вслух произнесла возмутительную ложь – сказала, что все в порядке, все нормально.
На этот раз в подъезде разговаривать полицейские не пожелали. Правда, ждали они Грейс именно там. Как только позвонили и сообщили о прибытии, она сразу спустилась вниз на лифте. Подъезд дома Евы, конечно, был гораздо более величественным, чем ее собственный, и удобной мебели здесь стояло хоть отбавляй. Но полицейские все равно вежливо предложили провести встречу в месте, которое уклончиво называли офисом. Мол, там никто не помешает и можно будет спокойно поговорить наедине. Грейс спросила, что такого они хотят с ней обсудить. Почему обязательно наедине? А когда полицейские не ответили, Грейс сказала:
– Не понимаю. Вы что, меня арестовываете?
Мендоса, который уже направился к дверям, остановился. С неуместным удовлетворением Грейс отметила, что, когда Мендоса обернулся, жир на его шее вываливался за воротник пальто.
– И за что, по вашему мнению, я должен вас арестовать? – спросил он.
На Грейс навалилась невероятная усталость. Вот, она уже готова сдаться властям. Грейс позволила полицейским открыть перед ней дверцу седана, потом скользнула на заднее сиденье рядом с одним из них. С тем, у которого жир на шее. Фамилию Грейс запамятовала. Несмотря ни на что, она чувствовала себя преступницей.
– Ничего не понимаю, – снова повторила Грейс, но на этот раз без малейшего апломба. Когда второй офицер и Мендоса не ответили, Грейс продолжила: – Я же сказала, что почти не знала миссис Альвес.
Сидевший за рулем О’Рурк достаточно добродушно проговорил:
– Вот доедем до офиса, там все и обсудим.
И хотя в данных обстоятельствах это было неуместно, включил радио, причем остановил выбор на станции, передающей классическую музыку. На этом все присутствующие в машине замолчали.