– Свободное плавание по поводу случившегося… – Петер Ниеми еле заметно улыбнулся. – Это звучит как приятная музыка для такого как я.
– Давай, – подбодрил Бекстрём. – Расскажи нам.
– Около девяти вечера к нему приходят по крайней мере двое посетителей, которых он знал раньше. Их визит оговорен заранее, и, принимая в расчет место и время встречи, гости важны для жертвы. Я думаю, Эрикссон был не из тех, кто пускает кого угодно в свое жилище воскресным вечером. Он доверяет этим людям, и они важны для него.
– Я полностью согласен с тобой, Петер, – сказал Бекстрём, который находился в предвкушении хорошего обеда и даже не сомневался, что умные рассуждения финика вроде Ниеми улучшат ему аппетит.
– Потом начинается какая-то ерунда. И примерно через полчаса ситуация просто зашкаливает. Я не верю, что кто-то заранее планировал преступление, хотя меня, естественно, беспокоит, что мы до сих пор не нашли наш тупой предмет. Начинается какая-то чертовщина. Эрикссон пытается позвонить в службу экстренной помощи, достает свой револьвер и делает по крайней мере один выстрел в одного из своих гостей, сидевшего на диване в нескольких метрах от него. Выстрел в потолок, по моему мнению, происходит, когда гость номер два отбирает у него оружие, и в это время его забивают насмерть. Как все в деталях развивалось между звонком в центр экстренной помощи, стрельбой и избиением, которому он подвергся, я пока предпочел бы не обсуждать, но мы говорим о нескольких минутах приблизительно около без четверти десять вечера. Звонок в центр помощи ведь имел место без двадцати десять.
– Здесь есть одна загвоздка, – возразила Анника Карлссон. – Во-первых, свидетельница, которая видит хорошо тренированного типа, занятого погрузкой картонных коробок в багажник серебристого «мерседеса», во-вторых, свидетель-мужчина, наблюдавший пожилого господина, сидевшего на лестнице дома Эрикссона. Их наблюдения сделаны на пятнадцать минут раньше. Около половины десятого вечера. И это действительно беспокоит меня.
– Меня тоже, – сказал в ответ Ниеми. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Сначала ссора, Эрикссона убивают, потом люди забирают что-то и оставляют место преступления. Это ведь естественный ход событий, скажем так.
– Самое простое объяснение состоит в том, что наши свидетели ошиблись со временем, – предложил Стигсон. – Об этом ведь постоянно идет речь. И пусть они говорят о половине десятого, вполне возможно, тогда было без четверти десять. Ссора вспыхивает всерьез, когда гости Эрикссона собираются забрать свое барахло и удалиться. Начинается ругань, Эрикссон достает револьвер и пытается по телефону вызвать помощь. Взамен его забивают насмерть, преступники забирают вещи, за которыми пришли, и сваливают оттуда. По времени вроде бы все сходится?
– Звучит логично, – сказал Ниеми и кивнул. – То, что один из его посетителей оставался в доме, когда один или двое из них уезжают оттуда, выглядит ведь рискованным и надуманным. Тогда же, около десяти, собака Эрикссона начинает шуметь в первый раз, и это продолжается довольно долго по показаниям наших свидетелей. Мы не находим также никаких следов, указывающих на то, что кто-то находится в доме до двух часов ночи. Или потратил какое-то время, обыскивая дом, – с чего бы тогда он оставил почти миллион наличными на месте преступления, когда хватило бы вытащить несколько ящиков письменного стола, чтобы найти конверт, где лежали деньги.
– И собака Эрикссона, которая стоит и лает на лоджии, – согласилась Фелиция Петтерссон. – Как там с выстрелами, кстати? Кто-то из проходивших мимо мог услышать их?
– Нет, – ответил Петер Ниеми. – Фернандес и я проверили это дело, выстрелив несколько раз. От 22-го калибра не так много шума. Опять же ни одно из окон кабинета Эрикссона на втором этаже не выходит на улицу, поэтому туда не проникают никакие звуки.
– Но что происходит потом? Тогда ведь все становится совершенно непонятно, – констатировала Анника Карлссон. – Зачем рисковать и возвращаться на место преступления через два часа? Кроме того, набрасываться на того, кто уже мертв, и перерезать горло собаке, той самой псине, которая стояла и выла на лоджии. Для меня такие действия выглядят как чистое самоубийство.
– Они, пожалуй, что-то забыли, – предположил Фернандес. – Настолько важное, что ради него стоило рискнуть и возвратиться. И когда, несмотря на вторую попытку, опять не удается ничего найти, тот или те, о ком мы говорим, просто сходят с ума и отыгрываются на собаке и ее мертвом хозяине. Что вы думаете об этом?
Кто-то недоуменно покачал головой, другие хмыкнули, а Росита Андерссон-Трюгг подняла руку.
– Да, Росита, – сказал Бекстрём. – Тебе слово.
– Я думаю, нам не стоит слишком зацикливаться на этом временном промежутке, – предложила Росита Андерссон-Трюгг. – Что касается живодеров худшего типа, они могут быть крайне иррациональными в своем поведении, импульсивными и по мотивации сильно отличаться от нормальных людей. Если ты спросишь меня, Бекстрём, вполне возможно, целью преступника в первую очередь являлась собака Эрикссона, но в суматохе, возникшей в связи с гибелью адвоката, он не успевает разобраться с ней. Тогда ему приходится убираться оттуда, ждать где-то поблизости, а когда все успокаивается, он возвращается и доделывает то, что в принципе изначально входило в его намерения. А именно – расправляется с беззащитным животным.
«Эта баба, пожалуй, на первом месте в шведской полиции, – подумал Бекстрём. – Даже Альм не придумал бы ничего подобного».
– Интересно, – буркнул он и кивнул. – Нам надо просто-напросто подумать еще. В ширину и беспристрастно, если можно так сказать. Мы увидимся завтра, в то же время и на том же месте.
«Андерссон-Трюгг возбуждает аппетит не хуже аперитива, – подумал Бекстрём. – Самое время прилично пообедать и вздремнуть для восстановления сил».
55
Репортер крупной вечерней газеты был пунктуальным человеком. Он появился минута в минуту, припарковался перед такси Ары, сел на пассажирское сиденье рядом с ним и начал переговоры с того, что достал пачку пятисоткроновых купюр.
– Деньги у меня здесь, – сказал репортер и показал Аре, прежде чем засунул их назад себе во внутренний карман. – Фотографии тоже со мной, – продолжил он и передал Аре пластиковый карманчик со снимками.
– О’кей, – сказал Ара, достал их и быстро перелистал до самой большой фотографии мужчины, которого он видел. – Вот этот парень, – и Ара и ткнул пальцем прямо ему в лоб.
– Насколько ты уверен?
– На сто процентов, – ответил Ара. – Это он. Можешь не сомневаться.
– Я одного не понимаю, – возразил репортер. – Почему ты не смог ничего сказать в первый раз, когда мы виделись?
– Ситуация не способствовала заключению сделки, – ответил Ара и покачал головой. – Не то время и не то место, и у тебя не было никаких денег, во всяком случае, ты не показал их мне. Я не чувствовал себя готовым. Проверьте типа с карточки, и вы поймете, что я имею в виду.
– И ты, значит, не болтал ни с кем другим за это время? – спросил репортер.