Суббота, 19-е. Пираты пришли за нами на самой большой лодке средь бела дня. Полагая, что они нас видят, мы решили не сходить с места и посмотреть, что же будет. Они загнали нас в лодку и, больше ничего с собой не взяв, поплыли к «Усилию». Я заметил, что один из пиратов явно не в духе, и спросил у него, куда нас везут. Он покачал головой и ответил: «Я не знаю». У меня снова появилась надежда посетить свой корабль, но пираты подняли паруса, взяли нас на буксир и направились к выходу из гавани. Потом Болидар забрал меня, моего старшего помощника и двух моих матросов к себе на борт и угостил кофе. Осмотревшись, я заметил у них несколько легких парусов, которые были изготовлены из парусов с «Усилия». Почти все пираты щеголяли в холщовых брюках; судовые флаги они разрезали на полосы, из которых сшили себе пояса для хранения денег.
Мой ялик лежал на палубе, а весь такелаж, как мне сообщили, был снят. Некоторые пираты щеголяли в моей одежде, а капитан надел мою самую лучшую рубашку, гораздо чище тех, которые я видел на нем до этого. Он держался от меня на расстоянии и запретил Никола разговаривать со мной. Из коридора я увидел в капитанской каюте свой квадрант, подзорную трубу и другие вещи, принадлежавшие мне. Бросив взгляд на компас, я заметил, что пираты держат курс на юго-запад, и где-то через двадцать миль мы подошли к островам, которые некоторые моряки называли Каймановыми. Там они встали на якорь и наловили рыбы (одну из них называли «рыба-охранник»), которую нам довелось попробовать. Я увидел, что мой друг мистер Брэкет был несколько удручен, и спросил его тихим голосом, что он думает о нашем будущем. Он ответил: «Не могу сказать, но похоже, что самое худшее еще впереди». Я ответил, что надеюсь, что это не так, и рассчитываю на то, что они отдадут нам одну из наших маленьких лодок и отпустят на свободу. Но нам не досталось даже этих крох милосердия. Вскоре я заметил, как капитан и его офицеры о чем-то шепотом совещаются. Когда они закончили, матросы под командой Болидара сели в шлюпку и отправилась на один из упомянутых выше островов или отмелей. По возвращении состоялось еще одно совещание, но шла ли на нем речь о наших жизнях, никто не знал. Я считаю, что совесть не может навсегда угаснуть в человеческой душе, а люди – превратиться в извергов. Днем мы еще не знали, какая нам была уготована судьба. Капитан и несколько пиратов сели играть в карты; капитан надеялся вернуть хотя бы часть из проигранных им несколько дней назад пяти сотен долларов, от чего он сделался особенно раздражительным. Незадолго до заката он приказал посадить всех пленников в большую лодку, снабдив их запасом провианта и воды, и отправить на берег. Пока мы спускались в лодку, один из пленников, испанец, попытался со слезами на глазах поговорить с капитаном, но тот осадил его такими словами: «Я ни с кем не желаю разговаривать, ступайте в лодку». А тем временем Никола сказал мне: «Мой друг, я хочу отдать вам вашу книгу (он имел в виду книгу проповедей мистера Колмэна), – это все, что у меня осталось из ваших вещей. Я не посмел взять что-нибудь еще». Однако капитан запретил ему отдавать эту книгу. Когда я спустился в лодку, Никола тихо сказал мне: «Не унывайте, я еще вас увижу, прежде чем умру». В другую лодку уселись вооруженные до зубов пираты, и обе шлюпки двинулись в сторону острова, где они решили оставить нас на верную гибель! Для нас это была погребальная церемония. В нашей лодке не было никакого оружия, и любая попытка освободиться означала мгновенную смерть, поскольку рядом с нами сидел вооруженный до зубов Болидар. Нас отвезли на низкий заброшенный островок, расположенный примерно в двух милях северо-восточнее пиратского корабля. Нас было одиннадцать человек, но пираты оставили нам только один бочонок с десятью галлонами воды и еще несколько кварт в другом небольшом сосуде, чего было явно недостаточно; неполную бочку муки, небольшой бочонок свиного сала, один окорок и немного соленой рыбы; небольшой чайник и старый сломанный котелок; старый парус, чтобы укрыться, маленький матрас и одеяло, которые они выбросили нам в мешке, когда лодка уже отчалила от берега. У одного из наших товарищей случайно оказалось в кармане немного кофе, и это все, что у нас было, а на сколько этого хватит, мы не знали. Мы уже сейчас ощущали нехватку воды, а ее запасы были ничтожными. Без еды человек может прожить примерно в два раза дольше, чем без воды. Представьте себе нас, друзья мои, брошенных ночью на клочке песчаной суши посреди океана, вдали от торговых путей! К тому же, судя по всему, надвигалась сильная бури, так что нас ждала неспокойная ночь. Представьте себе мои чувства и те обстоятельства, в которых оказалась группа несчастных пленников! Быть может, вы уже пожалели нас. Уверяю вас, мы были очень несчастны, но описать это я не в силах. Когда лодки уже отплывали, я немного пришел в себя и спросил Болидара: «Неужели вы собираетесь бросить нас навсегда?» На что он ответил: «Нет, только на пару дней, – мы запасемся водой и дровами и вернемся, чтобы забрать вас». Я попросил его дать нам хлеба и других продуктов, которых у них было много, к тому же на «Мексиканце» осталась еще, по крайней мере, сотня бочек муки. «Нет, нет, может, завтра утром я приехать и дать вам хлеба», – заявил он и поспешил отплыть. Больше я его никогда видел. Мы занялись поисками подходящего для лагеря места и вскоре обнаружили небольшой навес, опиравшийся на колья, врытые в песок. Он был покрыт листьями кокосового дерева, большая часть которых была сорвана и снесена порывами ветра. Накрыв этот навес старым парусом, мы сложили под ним наши запасы провизии. Вскоре начался сильный ливень, крыша протекла, и внутри стало не лучше, чем снаружи. Собрать дождевую воду мы не могли, потому что у нас не было никакой посуды. Нашей следующей задачей стало добыть огонь. Собрав самый сухой горючий материал и использовав небольшой кусочек хлопкового фитиля, мы с помощью кремня добыли огонь, которому отныне не давали погаснуть. Ночь была очень темной, но мы нашли кусок старой веревки, которая послужила нам свечой. Обследовав почву под навесом, мы обнаружили тысячи ползающих насекомых: скорпионов, ящериц, сверчков и т. п. – и, как сумели, выскребли их. Для большинства из нас постелью стал сырой песок; мы улеглись на него в надежде хоть немного отдохнуть, но от сырости многие из нас простыли, а один из испанцев болел потом несколько дней.
Воскресенье, 20-е. С первыми лучами восходящего солнца мы продолжили осмотр нашего острова и увидели, что он представляет собой один акр грубого белого песка, возвышавшегося на два, а в некоторых местах – на три фута (60–90 сантиметров) над поверхностью воды. Самое высокое место было покрыто кустами и низкими мангровыми деревьями, сухие ветки которых служили нам топливом, а также диким касторовым кустарником, плоды которого напоминали бобы. Мы очень расстроились, убедившись, что в пищу они не годятся, так же как и груши, росшие на колючем кустарнике, на котором мы нашли несколько плодов размером с нашу карликовую грушу. Снаружи они имели шипы, которые застревали в пальцах и губах, причиняя острую боль; внутренность этих груш была похожа на губку, полную сока и семян. Эти плоды были красными и немного терпкими – если бы их было много, мы бы не страдали так от отсутствия воды, но увы! Даже этого нам не было дано. На северной стороне острова находилась впадина, которую во время прилива заливало водой, и она там застаивалась. Мы предположили, что во время урагана остров полностью покрывает вода. По моим самым оптимистическим подсчетам, до Кубы отсюда было около тридцати пяти миль, сотня миль до Тринидада и сорок – до путей следования американских или других кораблей. Ни один крупный корабль не мог безопасно пройти между этими островами (или Королевскими Садами, как называли их испанцы); их было очень много, гораздо больше, чем отмечено на картах, и они протянулись от мыса Крус до Тринидада на сто пятьдесят миль. Большинство из этих островов во время прилива скрывались под водой, что делало эти места особенно опасными для плавания без опытного лоцмана. Изучив наше положение, которое было весьма удручающим, мы стали подозревать, что безжалостные пираты оставили нас на этом одиноком островке на верную смерть. Сейчас я в этом полностью убежден. И все-таки мы с нетерпением ждали прибытия пиратской лодки, как нам было обещано, с водой и провизией, но так и не дождались. Через некоторое время мы увидели пиратов, которые на всех парусах уходили от нас в море. Вскоре они скрылись из вида, и мы их больше никогда не увидели! Можете себе представить, хоть бы частично, что мы при этом почувствовали, но описать это словами невозможно. Прежде чем они совсем скрылись из вида, мы подняли белое одеяло, прикрепленное к шесту, и стали им размахивать, надеясь, что на расстоянии двух миль они его увидят и пожалеют нас. Но эти монстры были не способны на жалость. Не в их интересах было спасать нас от нависшей над нами смерти. Мы попытались взять себя в руки, надеясь, что Господь, который видел наши страдания, пошлет нам кого-нибудь в знак своего милосердия. Теперь перед нами стояла задача добыть воду. Мы вырыли несколько ям в песке и нашли ее, но она оказалась такой соленой, что и пить ее было нельзя. Прилив пропитывал весь остров насквозь. Мы ограничили норму выдачи воды, но, не имея возможности хранить то, что у нас было, под замком, мы вскоре остались без нее, потому что кто-то по ночам тайком ее воровал. Нужно было испечь хлеб, что мы и сделали, смешав муку с соленой водой и поджарив ее на свином сале. Для начала мы испекли восемь маленьких хлебцев. Окорок мы оставили для более важных случаев. Остаток дня мы провели в серьезных беседах и раздумьях. Ночью я читал молитвы из вышеупомянутого «Молитвенника», который тщательно прятал, пока был у пиратов. Такого распорядка мы придерживались все наше время пребывания на острове. Затем мы решили отдохнуть и поспать, но ни отдых, ни сон к нам не шли.