Понятно, что мысль о физическом насилии даже не приходила Платтеру в голову. Это было бы ещё глупее и пошлее, чем дарить леди Стэнфорд букеты, писать ей сонеты, распевать серенады, падать перед ней на колени где-нибудь в саду у розового куста при луне и всё прочее…
Платтер задумал нечто куда более подлое. Тоже насилие. Но психическое! Нужно заполучить душу этой женщины, тогда с тем, чтобы заполучить её тело, не будет никаких проблем. Что же для этого необходимо? Время и Случай, совместное действие которых, как считал Ральф Платтер, недалёкие людишки называют Судьбой, а совсем полные дураки – Божественным Промыслом.
Временем он располагал: обучение Ричарда должно было продлиться никак не меньше пяти лет. Случай же представился изначально. Заключался он в пограничном психическом статусе несчастной Фатимы.
Платтер был не только отличным естественником, эрудированным и с глубокими знаниями, но и весьма неплохим практическим психологом. До чего же хочется иногда спросить у природы: почему она так часто наделяет талантами заведомых мерзавцев? Только ответа не дождёшься…
То, что леди Стэнфорд душевно нездорова (а вскоре будет окончательно психически больна!), Платтер тоже уразумел очень быстро. Кстати, в глазах Ральфа это отнюдь не являлось её недостатком, не снижало ценности будущего «охотничьего трофея». Как раз наоборот, это делало его влечение особенно пикантным, словно добавляло изысканную пряную приправу к приевшемуся блюду. Кстати сказать, в своих воззрениях на человеческую психику Платтер, сам того не зная, предвосхитил учение так называемой «Венской школы». Одним-двумя десятилетиями позже, на рубеже веков такие её адепты и всемирные знаменитости, как ученики Фрейда Альфред Адлер и Отто Рэнк, утверждали, что жизнь – всего лишь компромисс между тем, что нам хочется, и тем, что мы получаем, и в этой сделке всегда участвует страх. А мы лжём – все до единого, – чтобы справиться с этим страхом. Лжём о мире и о самих себе. Вся жизнь основана на фальши, и лишь её степень отличает здорового человека от сумасшедшего. Чего уж там, весьма жизнеутверждающий и возвышенный подход к вопросу. Платтер исповедовал очень сходные взгляды, так что займись он подобными проблемами более серьёзно и профессионально, глядишь, стал бы одним из родоначальников и столпов психоанализа. Есть такая забавная разновидность шаманства пополам с шарлатанством…
Самое интересное заключалось в том, что холодный аналитик и жёсткий прагматик Платтер не заметил, прозевал тот момент, когда зловещая атмосфера Стэнфорд-холла подействовала на него самого! Он ведь тоже по-своему сошёл с ума, приобрёл свою мономанию. Да, он отдавал себе отчёт в своих поступках, рассудок его был трезв, действия тщательно продуманы и просчитаны на несколько ходов вперёд, но всё равно его уже нельзя было назвать психически здоровым человеком. Уже через год-полтора желание во что бы то ни стало завладеть душой и телом леди Стэнфорд превратилось для Ральфа Платтера в самую настоящую навязчивую идею. Как добиться этого чисто технически? Самое бы лучшее – стать для неё чем-то вроде личного домашнего психотерапевта-консультанта. А почему бы и нет? Раз уж он домашний учитель её сына… Лишь бы против такой ненавязчивой психотерапевтической помощи, у которой то громадное преимущество, что исключена огласка, обеспечивается полная приватность, не возражал муж, граф Стэнфорд, его наниматель. Для этого необходимо понравиться графу, а затем, как бы между прочим, намекнуть ему на некоторые странности в поведении его жены и предложить свои услуги даже не в качестве врача, а так… консультанта. Ему ведь важна суть, а не название.
А суть позволит ему, не слишком торопясь, подобрать ключик к личности Фатимы! Ключик, а не грубую отмычку. И вот тогда он войдёт, оглядится по сторонам, будет решать, что следует выбросить, что оставить, а что переделать.
Отношения с обитателями Стэнфорд-холла у Платтера складывались своеобразно, однако так, что Ральфа, в принципе, устраивали. Они не создавали серьёзных проблем, это ли не главное?!
Это только дураки «решают возникшие проблемы». Умные люди ведут себя так, что никаких «проблем» у них не возникает. А уж если всё-таки возникают, то у других. Скажем, у Питера, который сразу проникся к учителю младшего брата глухой неприязнью, разговаривал с Платтером сквозь зубы и при одном виде Ральфа морщился, как от невыносимой кислятины. Платтер относился к Питеру с холодным и чуть высокомерным презрением, практически не замечал его. Дальнейшие события, кстати, показали, что зря Ральф начисто игнорировал старшего сына графа, относился к Питеру словно к пустому месту. Это стало одной из роковых ошибок учителя.
Почему Питер и Ральф, ровесники (Платтер был двумя годами старше), сразу стали так взаимно антипатичны? Наверное, одноимённые заряды отталкиваются не только в физике, а два этих человека глубинно очень походили друг на друга, хотя Платтер, несомненно, был куда умнее и воспитаннее. А быть может, было у обоих смутное предчувствие, что предстоит им столкнуться на тонком мостике, что висит над бездонной пропастью. А затем наперегонки бежать по той дорожке, по которой обратно никто не возвращался.
Была ведь и ещё одна причина, по которой Ральф смотрел на Питера Стэнфорда с пренебрежением и лёгкой брезгливостью, не принимал его всерьёз. Платтер всегда презирал тех, кто сознательно оглупляет и одурманивает себя, разрушает своё тело и свой мозг. Он не выносил пьянства и пьяниц, старался держаться от таких подальше. Сам Ральф совершенно не употреблял алкоголя. А вот Питер ко времени появления Ральфа в Стэнфорд-холле стремительно спивался, и если не стал ещё законченным алкоголиком, то был недалёк от этого. Пил старший сын графа почти ежедневно, зачастую по бутылке и более «Катти Сарк» или чего-то столь же крепкого, и к вечеру обычно плохо держался на ногах. Бывали у него и недельные запои, когда Питер целыми днями не выходил из своей комнаты.
Это началось лет пять назад, примерно через год после достославного «любовного свидания» в коридоре второго этажа.
Люди привыкают ко всему, но Питер не мог привыкнуть кое к каким вещам…
И вдруг он почти случайно обнаружил, что те угли, которые жгут его изнутри, ту жутковатую смесь из ненависти, оскорблённого достоинства и неудержимого влечения, которая колыхалась в нём, подступая к самому горлу, словом, весь этот ужас можно на время заглушить и загасить обыкновенным виски. Вот он и начал заглушать, всё чаще и чаще.
Граф пытался воспрепятствовать ему, но тщетно. Да и не было уже у графа Уильяма достаточных духовных сил для серьёзного противодействия.
Почему люди пьют? Да чтобы придать какую-то сносность существованию, чтобы разбавить спиртным чёрную меланхолию до хотя бы серого цвета. Чтобы, пусть на время, защититься от злобной абсурдности нашего мира. Чтобы не дать своей душе умереть от тяжёлой раны.
Когда душе так больно, то хорошо и такое лекарство. Всё лучше, чем в петлю лезть. Может быть и так. Только ведь алкоголизм похож на хищного зверя, редко кому удаётся приручить его, и никому не удаётся приручить до конца…
А как же смотрела на Ральфа Платтера леди Стэнфорд? Кем он был в её глазах?